Джон Андерсон - Че Гевара. Важна только революция

Кабила, отсутствовавший уже три месяца, так и не появлялся. Позже он начал слать Че весьма ехидные записочки, предлагая тому «набраться мужества и терпения» и покровительственно напоминая Геваре о том, что он «революционер и должен уметь противостоять подобным трудностям», а также, разумеется, повторяя вновь и вновь, что скоро прибудет.

Че это, должно быть, приводило в бешенство, но в своих ответах он сохранял дипломатичный тон, заверяя Кабилу в своем уважении и преданности как делу конголезской революции, так и лично ему как своему начальнику, подчеркивая лишь то, что ему нужно поговорить с ним, и неизменно извиняясь за то, что тайком прибыл на территорию Конго. О последнем Че считал нужным писать потому, что, как ему стало казаться, Кабила был недоволен его присутствием в стране и именно поэтому не ехал на фронт. «Имеются серьезные основания полагать, что мое присутствие крайне ему неприятно, — замечал Че. — Остается выяснить только, что служит тому причиной: страх, зависть или досада на способ [моего проникновения сюда]».

Тем временем правительственные войска начали продвижение в глубь повстанческой территории, что сопровождалось рейдами самолетов-разведчиков на озеро и воздушными атаками на катера, курсировавшие по озеру, а также на береговую базу в Кибамбе. Это вызвало смятение в генштабе конголезских партизан, и в ответ на их просьбы о помощи Че скрепя сердце выделил нескольких кубинцев для обслуживания тяжелых пулеметов, которые могли обеспечить хотя бы какую-то противовоздушную оборону.

«В те дни я был настроен пессимистически, — признавался Че, — но когда 7 июля я узнал о прибытии Кабилы, то спустился вниз с некоторым облегчением. По крайней мере наш шеф наконец-то появился на поле боя!»

Кабила действительно приехал и привез с собой командира, который должен был занять место Митудиди, — Ильдефонса Масенго. Впрочем, уже через пять дней он вернулся в Танзанию, мотивировав это тем, что ему нужно встретиться с Сумалио, чтобы обсудить ряд проблем. На несколько дней присутствие Кабилы подняло боевой дух в войсках. Вдохновленные его прибытием, конголезцы бросились рыть окопы и строить новый госпиталь, но стоило Кабиле уехать — а некоторые ехидные кубинцы даже делали ставки на то, сколько дней он пробудет в лагере, — как вся активность снова сошла на нет: конголезцы отложили лопаты и отказались продолжать работу.

На фронте также возникли осложнения: максимального накала достигло противостояние между руандийскими тутси и конголезцами. Муданди, командир тутси, на которого Че возложил ответственность за позорное поведение его бойцов в бою под Бендерой, заявил, что его люди не стали сражаться потому, что от сражения устранились конголезцы, а ведь это, в конце концов, их страна и их война. Через несколько недель Муданди стал враждебен настолько, что начал открыто ругать Кабилу и других деятелей Комитета за то, что они бросили своих бойцов на произвол судьбы.

Вскоре пришло известие о том, что Муданди застрелил собственного заместителя — по-видимому посчитав его виновным в «плохом дава», что повлекло неудачу при Бендере. Для расследования в лагерь Муданди отправился один из конголезских офицеров, но был бесцеремонно выдворен оттуда. После этого офицер заявил, что покинет Конго, в случае если Муданди не будет расстрелян. Однако Муданди продолжал гнуть свою линию и дал понять, что намерен и дальше бунтовать против Кабилы и Комитета по освобождению Конго, а его бойцы не станут воевать, если этого не будут делать сами конголезцы.

Трения между кубинцами также продолжали нарастать. Еще четверо, включая двух врачей, попросили у Че разрешения уехать. «Я был куда менее жёсток, хотя и куда более язвителен по отношению к врачам, чем к простым солдатам», — отмечал он.

Что касается собственно военных дел, то Че находился на перепутье. После Бендеры ему стало ясно: если не произойдет чего-то такого, что резко повысило бы боеготовность повстанцев, они обречены. В конце июля Че осознал, что изначальные сроки, в которые он рассчитывал добиться победы «конголезской революции», были нереалистичны, и теперь он уже полагал, что для этого понадобится как минимум пять лет.

Тем не менее Че старался постоянно оказывать давление на врага, прежде всего устраивая засады на дорогах. Кроме того, его бойцы занимались разведывательной деятельностью, поскольку и в этом полагаться на самих конголезцев было нельзя. Иной раз возникали такие ситуации, что Че не знал, плакать или смеяться. Как-то раз отряд, возглавляемый кубинцем по прозвищу «Алый», напал на полицейских, однако во время атаки из двадцати конголезцев, отправившихся с ним, шестнадцать бежали. В ходе другой, более удачной операции Папи Мартинес Тамайо, возглавлявший смешанный кубино-конголезский отряд устроил засаду на дороге между вражескими фортами Альбервилем и Бендерой и сумел нанести неприятелю серьезный урон, подбив два броневика и джип, причем были убиты семеро белых наемников. Но в другом месте, где кубинцы устроили засаду совместно с руандийцами, дело кончилось бегством последних, причем сопровождалось беспорядочной стрельбой с их стороны, и в результате один из кубинцев потерял палец. Желая, видимо, как-то возместить эту утрату, командир руандийцев вытащил нож и предложил отрезать палец виновному бойцу, но Папи удалось убедить его не делать этого. Затем и сам командир, и солдаты занялись поглощением виски и пива, найденных в подбитом грузовике, и напились до такого состояния, что подстрелили какого-то крестьянина, которого угораздило проходить мимо и которого они сочли «шпионом».

12 августа Че обратился к своим кубинцам с весьма откровенным заявлением, признав, что они попали в неприятное положение и что повстанческое движение, которому они приехали помогать, организовано очень скверно. Его руководители, говорил он, даже не появляются на фронте, а сами бойцы не воюют и не имеют понятия о дисциплине и самопожертвовании. «О том, чтобы выиграть войну с такими солдатами, — признавал Че, — не может быть и речи». Что касается его первоначальной идеи о том, чтобы доставить в Конго партизан из других стран для прохождения «школы» партизанской войны, то она также выглядела теперь совершенно немыслимо.

После поражения при форте Бендера Че с удвоенной силой стал пытаться убедить конголезцев принять его план действий. Он настаивал на организации нового, объединенного центра военного командования, на внедрении жесткой программы боевой подготовки, на создании налаженной и бесперебойной системы доставки провианта и коммуникационной сети. Че предлагал также создать своего рода военную полицию, которая занималась бы отлавливанием вооруженных дезертиров, мародерствовавших ныне в округе. Таким образом достигались бы две цели: наведение порядка и возврат ценного оружия. Че бомбардировал Кабилу письмами, на которые, впрочем, приходили стандартно уклончивые или невразумительные ответы, а также пытался внушить свои идеи Масенго, с которым регулярно устраивал совещания. Новый глава штаба вроде бы весьма сочувственно воспринимал его слова, но Масенго недоставало авторитета, чтобы навязывать свои решения остальным, так что сдвинуть дело с мертвой точки не удавалось.