Валерий Болдин - Крушение пьедестала. Штрихи к портрету М.С. Горбачева

Шахназаров, разумеется, был замечателен не только своим благородным происхождением. Это был своего рода человек-реликвия. Он знал практически всех руководителей КПСС и мирового коммунистического движения. Георгий Хосроевич был в аппарате ЦК при нескольких последних генсеках. И при всех вождях был незаменим, плавно колебался в воззрениях вместе с линией партии. Сколько ему было лет, мало кто знал, да и не годы определяли его значение. Универсальность знаний этого человека обернулась способностью теоретически прокладывать дорогу всем руководителям, которые с удовлетворением узнавали, что, оказывается, действуют согласно марксистско-ленинской теории, во всяком случае, согласно чему-то научному. При Горбачеве талант Георгия Хосроевича расцвел и засверкал новыми гранями, потому что время востребовало именно таких людей. Георгий Хосроевич сидел всегда улыбающийся. Когда ему объясняли, о чем шла речь и что от него требуется, он преображался, дремлющий в нем талант просыпался и Шахназаров быстро набрасывал страницу за страницей хорошего текста. И если что-то оказывалось не так, то в отличие от других помощников не спорил, а писал другой текст, который был более правильным и еще ярче. Он мог писать на любую тему, шла ли речь об экономике, политике, армии, экологии, и все, что выходило из-под его пера, было талантливым.

— Какого журналиста удалось подцепить, — нередко восторгался Горбачев. — И не капризничал, соглашаясь работать. Не то что Ситарян, которого я несколько раз буквально упрашивал идти в помощники. А этот сразу как-то буднично, но достойно сказал: с вами — хоть куда. Каков, а?

— Ничего не скажешь, старый конь борозды не испортит, — поддержал я генсека.

— Вот именно. Еще бы поменьше ему представительствовать в международных организациях и болтать, особенно по телевидению.

— Ну этим-то все мы грешим, — успокоил я Горбачева.

Среди людей, которые обслуживали Горбачева, многие создавали весьма нервозную обстановку в аппарате. Каждый боролся за свое влияние, свои особые привилегии, а некоторые из них писали записки и жаловались на недооценку их роли. Обстановка усугублялась еще и тем, что недоверие президента стало распространяться и на высших должностных лиц. М. С. Горбачев был недоволен отдельными действиями Э. А. Шеварднадзе, полагая, что тот работает на себя и заботится прежде всего о росте своего авторитета. Лишился былого доверия А. Н. Яковлев, который, как считал Горбачев, также начал «вести свою игру». Михаил Сергеевич все чаще отправлял его на загородные дачи готовить те или иные документы.

Мне всегда казалось, что подлинный лидер, тем более такой огромной страны, как наша, не должен и не может копаться в мелочах и дрязгах, которые существуют при дворах практически всех фараонов. Следить, кто что сказал, как взглянул, куда и с кем пошел, — дело не великих мира сего, в лучшем случае их челяди. Да и то лишь при одном условии, что их не втянут в дворцовые интриги. Увы, Горбачев еще не достиг должного для государственного деятеля опыта и величия и втягивался в разного рода события, случавшиеся с его соратниками. Но особенно раздражала генсека-президента возрастающая популярность кого-то из них. Он никак не мог допустить, чтобы о том или другом из них много говорили и писали. Он буквально терял самообладание, когда узнавал, что кого-то хвалят сильнее, чем его. По опыту я знал, что этим людям скоро придет конец. Генсек-президент отправит их в политическое небытие.

Одна из глубоких причин краха Ельцина на поприще секретаря Московского горкома КПСС как раз и состояла в том, что о нем заговорили, и не только в Москве, как о смелом и решительном деятеле, громящем старые устои. Выступления его в московских газетах читали в разных городах страны, что выводило Горбачева из равновесия. Этого было более чем достаточно, чтобы Ельцина не стало в столице как лидера. Нечто подобное произошло и с некоторыми другими руководителями партии и государства. Почувствовав угрозу своему авторитету, он тут же неуважительно отзывался о людях, будь то премьер-министр, или министр иностранных дел, или секретарь ЦК.

Но столь же нетерпимым был он и к жертвам критики в печати или на сессиях Верховного Совета. Это практически означало, что президент скоро «сдаст» такого политического деятеля на съедение средствам массовой информации.

Вряд ли ошибусь, если скажу, что большинство своих соратников он подозревал в неверности и корысти, желании лишить его власти. Иногда дело приобретало анекдотический характер. Михаил Сергеевич не любил, как я уже говорил, когда ему звонили в загородную резиденцию. Однако сам звонил настолько часто, что, казалось, просто забывал, что пятнадцать минут назад уже разговаривал на данную тему. Иногда он и вовсе звонил без видимой причины.

— Ты где сейчас? — спрашивал он и, услышав ответ, говорил: — Ну хорошо, я тебе еще позвоню.

Поскольку подобные звонки шли и другим, я все больше склонялся к мысли, что эти проверки отражали мнительно-болезненное состояние человека, который мало кому верит. И в этом я скоро убедился.

В конце лета 1990 года, отдыхая в Крыму, Михаил Сергеевич неожиданно позвонил мне около И часов утра. По голосу, характеру разговора я понял, что он возбужден и расстроен каким-то происшествием.

— Ты знаешь, где сейчас Яковлев? — спросил он меня нервно.

Ответил, что не знаю, сегодня суббота и, наверное, где-нибудь на даче.

— Нет, нет, — быстро говорил Горбачев. — Я звонил на дачу — его там нет. Ну а хоть где Бакатин-то, ты знаешь?

Я удивился этому вопросу еще больше, теряясь в догадках: что, собственно, от меня требуется.

Ну где могут быть люди в выходной день летом, рассуждал я, ну не на даче, так, наверное, в лесу. Наконец, в речке купаются.

— Ты, как всегда, ничего не знаешь, — бросил он. — На месте нет и Моисеева, начальника Генерального штаба, — сказал Михаил Сергеевич трагическим голосом. — Мне доложили, что все они выехали в охотничье хозяйство. Если что-то узнаешь, позвони мне сразу. — И он положил трубку.

Разговор оставил у меня неприятное чувство и какое-то внутреннее беспокойство. Мне была непонятна его тревога от того, что кто-то выехал отдыхать в лес или на рыбалку. Но откуда он все это знает, находясь у моря? — задавался я вопросом. Видимо, кто-то постоянно и обстоятельно следил и информировал его по всем этим вопросам.

Минут через 40 раздался снова телефонный звонок. Михаил Сергеевич говорил, что дозвонился до машин, которые находились в лесу, где-то, кажется, в Рязанской области, но, кроме водителей, там никого нет, все куда-то удалились и к телефону не подходят. Водители пошли их искать.

— Зачем они там собрались вместе? Для чего кучкуются? Что они задумали? — нервно спрашивал Горбачев.