Николай Кузьмин - Огненная судьба. Повесть о Сергее Лазо

Желтое лицо японца на миг окаменело, затем снова расплылось в широкой улыбке.

Как бы упрекая старика за скрытность, генерал заговорил о том, что в Приморье с каждым днем растут военные формирования так называемых большевиков. Эти самые большевики исподволь, незаметно создают большую армию. Японскому командованию известно, что большевики уже располагают четырьмя дивизиями и двумя отдельными бригадами.

Осведомленность Коротышки поражала. Сам Медведев знал только, что большевики всего лишь перетасовывают свои отряды, вышедшие из тайги. Но какое дело японцам до партизанских формирований? Они что, никогда не видели их, не знали о их существовании? И знали, и видели. 31 января отряды со знаменами и с музыкой вошли в город, а недавно, в марте, участвовали в демонстрации. Почему такая придирчивость именно сейчас?

Глядя в желтые глаза своего собеседника, Медведев неожиданно представил, как поступит Коротышка с большевистскими главарями, попади они ему в руки, в полное и безраздельное распоряжение. По коже пробежал мороз. Похоже, что и сам этот пигмейчик в генеральских погонах понимает толк в мучительстве людей. И председателю управы пришла мысль о необходимой жестокости в современной политической борьбе. Неплохо бы, к примеру, натравить японцев на большевиков, арестовать хотя бы лидеров, — без головки большевики сразу потеряют всякую силу. Убивать их вовсе не обязательно, можно же просто изолировать. Впрочем, это дело не его, а самих японцев. Сами как-нибудь сообразят… Но если только его избавят от большевиков, развяжут ему руки… о, вот тогда он развернется!

Вовремя спохватившись, Медведев своего желания не высказал. Напористый японец немедленно сделает встречный ход и потребует, чтобы управа официально обратилась к нему за помощью.

Подождав достаточное время, генерал Оой взял со стола узенький листок бумаги с замысловато-четкими иероглифами.

— Мне сегодня передали одну важную бумагу. Эта бумага подписана каким-то Лазо. Так вот, пока такие, как Лазо, подписывают такие важные бумаги, необходимость в наших войсках существует.

Медведев слегка опешил от доверительной откровенности японца. Что это — дерзость? Или доверие как единомышленнику, которому тоже не с руки вожжаться с большевиками? Однако всякая двусмысленность исчезла: японцы из Приморья не уйдут. Именно так Медведев понял заявление генерала.

Пока он прикидывал в уме достаточно решительное, но не выходящее за рамки вежливости возражение, генерал Оой завел речь о недавних выборах в Совет. Конечно, это внутреннее дело русских, однако надо понять и положение японского командования: просто кружится голова от обилия учреждений, претендующих на власть. К земской управе еще прибавился Совет. Кто из них владеет положением? С кем из них японскому командованию поддерживать официальные отношения?

Медведев с достоинством заявил:

— Все войска, как вы знаете, признали власть земской управы!

— Но ваша партия, господин председатель, тоже принимала участие в выборах.

— В блоке, в блоке, господин генерал. Это в традициях демократического парламентаризма.

Глянув в глаза Медведева, японец как бы проник в самые глубины его мятущейся души. Затем вежливо осведомился, не собирается ли он переменить партию и стать большевиком. Ведь победу на выборах в Совет как будто одержали именно большевики. Следовательно, им и будет принадлежать там власть.

Конец беседы Коротышка скомкал. Ему принесли какую-то бумагу, и он поблагодарил господина председателя за счастье насладиться его обществом. Снова оказавшись в спокойной кожаной коляске, Медведев сообразил, что нахальный японец, отбросив всякие церемонии, попросту обдурил его: во-первых, хлестко и обидно отчитал за выборы в Совет, во-вторых, дал понять, что войска японские останутся в Приморье столько, сколько будет нужно, в-третьих, сам он, генерал Оой, не намерен в дальнейшем считаться ни с господином председателем земской управы, ни с самой управой, ни тем более с недавно избранным Советом.

«Зачем же все-таки он приглашал меня? Убей бог, ничего не понимаю. А ведь пригласил заранее, назначил время, ждал… Ох, что-то замышляют, к чему-то подбираются…»

По приказу военного министра наша цель должна быть следующая: иррегулярные и большевистские войска должны быть прогнаны из областей, подлежащих оккупации. Старайтесь, чтобы во время наступления комиссары и видные большевики в наши руки попали, чтобы мы опасность, которая нам со стороны коммунистов угрожает, раз навсегда покончить могли. Сообщите немедленно, если вам для наступления еще что-либо требуется, чтобы я мог немедленно выполнить. Оой.

Ворох детской обуви, вываленный на обеденный стол, источал соблазнительный магазинный запах обнов. Сергей вертел в руках крохотный башмачок с бисерной пуговкой. Ольга, с утра бегавшая по лавкам, с порога кинулась к детской кроватке — слава богу, малютка как уснула, так и не просыпалась, — затем на скорую руку стала собирать на стол. Сергей предупредил ее, что заскочил буквально на минутку, — некогда.

— Так вот, — продолжала Ольга, — этого поступка оставлять нельзя. Преступно оставлять. Какая грязь, какая подлость!

Сергей Георгиевич морщился, словно от зубной боли. Речь шла о Забелло, его земляке. Помнится, яркая внешность Забелло так и бросилась тогда в глаза. Забелло, как и прежде, выполнял опасные обязанности связного. Во время своих частых посещений Владивостока он становился душой вечеринок, зажигательно плясал. Гости в азарте принимались подпевать и хлопать в ладоши. В компании это был незаменимый человек. Однажды он познакомился с девушкой из аппарата горкома партии. В следующий свой приезд Забелло и не вспомнил об этом знакомстве, и девушка в слезах призналась, что ждет ребенка. Ольга попробовала пристыдить Забелло, тот ответил ей грубостью. Возмущенная Ольга не находила подходящих слов.

— Пошляк, дрянь… мелкий человечишка! Я уже говорила с Луцким. Таких прохвостов опасно держать на ответственной работе. Они не имеют права… Но почему ты молчишь? Ты что, не согласен со мной?

Достаточно изучив характер жены, Сергей Георгиевич не мешал ей выговориться, утолить первый гнев.

— Оля, этот человек хорошо зарекомендовал себя по работе. Его очень ценит Всеволод Сибирцев.

— Добавь еще, что он козыряет и знакомством с тобой. Грязный тип! И вот что удивительно: почему он до сих пор выполняет ответственные поручения? Не понимаю.

— А что говорит Луцкий?

Ольга замолкла. В том-то и дело, что Луцкий тоже находился во власти подозрений. Но вмешаться он не мог: Забелло в эти дни пробирался в Хабаровск на связь с хорошо законспирированным Цоем.