Сергей Волков - Сопротивление большевизму 1917 — 1918 гг.

Оказалось, по неизвестной причине произошел взрыв огромных складов артиллерийских припасов на Зверинце, есть убитые и очень много раненых.

Под грохот беспрерывной канонады мы направились на вокзал, где толпились тысячи панически настроенных людей, стремившихся уехать из Киева и, с трудом найдя место, поздно вечером выехали из Киева, когда все еще продолжались взрывы и треск лопающихся шрапнелей, гранат и патронов.

А через два дня я снова въезжал в Керчь в надежде скоро уехать, чтобы посильно участвовать в строительстве «Новой России» и искать свое счастье после тяжелых революционных дней.

* * *

За мое отсутствие особых событий в Керчи не произошло. Уже при мне пришло из Турции несколько миноносцев, так называемые «Милеты», и по улицам, в дополнение к немецким офицерам и солдатам, появились матросы в турецкой форме, и было особенно обидно видеть турок в роли, похожей на победителей. Однако все это оказалось бутафорией: все офицеры и матросы были подлинные немцы, носившие турецкую форму лишь из политических соображений.

К этому времени, т. е. к середине июня, относится высадка десанта в Тамани, на Кавказском берегу. В июле немецкий десант, очистивши Тамань от большевиков, вернулся в Керчь, так как немецкое командование не сговорилось с Кубанской Радой в деле установления компенсации за вооруженную помощь. Казаки говорили, будто немцы потребовали за свое наступление очень большое количество хлеба, однако фактическая причина возвращения десанта мне не известна.

В Керчи жизнь шла нормально, открылись все магазины, появилось много немецких денег, и тяжесть оккупации сильно не давила. Только в случае необходимости выехать из Керчи надо было брать удостоверение в комендатуре.

Спустя некоторое время после занятия Крыма немцами образовалось Крымское краевое правительство при министре–председателе графе Татищеве. Политическим credo правительства была программа партии кадетов, и правительство стремилось лояльно следовать заветам партии, стремясь назначать толковых, честных, и гуманных людей на все сколь‑нибудь ответственные посты. Тогда же были назначены и высланы в города комиссары правительства, установлены милиция, береговая охрана, сделаны шаги для урегулирования правильного поступления государственных доходов, возобновлены суд, нотариусы, земское и городское самоуправление, и вообще жизнь начала входить в правильное и спокойное русло, чему особенно способствовала отличная оккупационная армия, на которую правительство могло смело опираться.

Финансовая часть очень хромала, собственной валюты в Крыму не было, в денежных знаках ощущался форменный голод, почему были пущены в ход все денежные суррогаты, до талонов «Займа Свободы» включительно. Но этот вопрос должен был быть урегулирован предоставлением Германией крупного займа и выпуска на этом основании собственной валюты, почему ожидался отъезд главы правительства в Берлин.

Военная часть управления выражалась лишь в лице военного министра, генерала Николаева [154](бывшего штаб–офицера Крымского конного полка) и его адъютанта. С разрешением собственных формирований немцы тянули, и по всему было видно, что в случае их успеха в европейской войне Крым будет потерян для России, так как при их гегемонии в Турции легко было бы сохранить за собой эту новую и богатую колонию, которую легко было бы и защищать, обладая могучим флотом и создав солидные укрепления на Перекопском перешейке.

Я долго ждал назначения на Украину и по прошествии месяца потерял уже всякую надежду, а средства для жизни иссякали. В это время мне рекомендовали обратиться к графу Татищеву и хоть временно устроиться в число служащих новой власти и там дождаться назначения на Украину. Поэтому я проехал в Симферополь и представился главе правительства, графу Татищеву, принявшему меня с обаятельной любезностью и исключительно внимательно, — качества, не всегда присущие высшей администрации.

Министерство и центр управления Крымом тогда находился в квартире графа Татищева, чуть ли не в его спальне, где стучали машинки, толкалась в приемной масса народа и уже бегали озабоченные чиновники.

Узнав от меня о моей прежней службе, граф отнесся весьма внимательно и предложил мне представить ему доклад по интересовавшему его вопросу моей специальности. Этот доклад я написал в сутки, и, ознакомившись с его содержанием, граф назначил меня управляющим таможней 1–го класса в город Джанкой — пограничный с Украиной, куда я со штабом служащих должен был выехать на другой день.

Вернувшись в гостиницу, я застал моего сожителя полковника Н. в большом затруднении: ему было поручено составить штаты Министерства путей сообщения и даны нормы. Составленные штаты, вместе с художественно исполненными чертежами, скалами и всевозможными таблицами, всего человек на 400 служащих, были в конце концов направлены к немецкому генералу, и тот их перечеркнул красными чернилами, придя в ужас, что для управления путями сообщения (железная дорогая Севастополь — Евпатория — Джанкой — Керчь — Феодосия и Южнобережское и Балаклавское шоссе) понадобится такой штат. Из этого стало ясно, кто был истинным хозяином Крыма…

Наутро я выехал на место назначения, а там меня ждала телеграмма, что я назначен на Украину, командиром учебной конной сотни, что совершенно соответствовало моим планам и надеждам и давало возможность снова быть на любимой военной службе. Я тотчас послал телеграмму об отставке и письмо графу Татищеву с благодарностью за внимание и с объяснением причин отказа, и на другой день уже ехал в Керчь.

Сборы были недолгие, семью пришлось пока оставить в Керчи и только понадобилось съездить в Феодосию за некоторыми вещами.

В Феодосии также везде царили немцы, в городе был полный порядок, у фонтана Айвазовского опять, как и прежде, сидели феодосийцы, потягивая турецкое кофе, и объедались шашлыками и жирными чебуреками.

Загаженные солдатами, проходившими с Кавказа, дачи на побережье были почищены, пляж опять, как в былое время, был покрыт купающимися, и если бы не серые фигуры в стальных касках, то казалось бы, что был долгий кошмарный сон, когда так радостно пробуждение…

Погожим июльским днем на пароходе русского общества «Алексий» я выехал из Керчи, заплатив 120 рублей за место III класса. Пароход был перегружен свыше меры и всего на нем находилось около 2,5 тысяч человек. Вся палуба была засыпана пассажирами, вещами, фруктами, бочками и мешками, и пробиться через толпу было очень трудно.

В кают–компании I и II класса набились спекулянты всех видов и родов. Там хлопали пробки от шампанского, звучала музыка, но весь этот когда‑то такой изящный пароход теперь так мало походил на прежний, что здесь особенно ярко сказалось революционное прошлое.