Сергей Волков - Сопротивление большевизму 1917 — 1918 гг.

Оно сказывалось и в матросах — грязных, грубых и небрежных, сказывалось на капитане и его помощниках, прежде таких чистеньких и подчас даже изящных, а теперь сильно потускневших, и в прислуге кают–компании, и в пассажирах. Кают–компания I класса ничем не напоминала прежнюю, где когда‑то сидели корректные пассажиры, обедая за красиво сервированным столом. Теперь на диванах были навалены подушки и узлы, на полу валялись чемоданы и корзины, а за столами сидели грязные и жадные люди, наглые и вороватые, чавкающие за едой и жадно поглощающие пищу, в старании сполна использовать те большие деньги, что платились за продовольствие.

Вечером я нашел пустую скамейку на палубе I класса, где и лег. Ночь настала холодная, и только к утру я забылся, а в пять часов утра показалась красавица Ялта. В этот ранний час Ялта еще не проснулась, но все же чувствовалось во всем, что и она возрождается, и больно было уезжать из Крыма, где прошла вся жизнь.

Днем пришли в Севастополь, где удалось быть у своих друзей, последний раз пообедать на бульваре и погулять по городу. Оживали и севастопольцы, куда всеми правдами и неправдами просачивался народ из Украины и Советской России, и делалось похоже, будто бы по прежнему наступают «шелковые» и «бархатные» сезоны Крыма.

Здесь на пароходе прибавилось еще много людей и, между прочим, глава Крымского правительства граф Татищев, ехавший в Берлин заключать заем.

Он узнал меня и, с интересом рассматривая украинскую форму, спросил.

— Почему же вы, полковник, оставили Крым? Ведь у вас было хорошее место, а впоследствии я предполагал поручить вам командование пограничной охраной Крыма. Неужели вы верите в Украину?

— Нет, я не верю в Украину, я убежден, что она сольется с Россией, потому и еду туда, но я боюсь, что Крым с Россией — никогда не сольется — Произошло небольшое молчание.

— Бог знает, Бог знает, — сказал задумчиво граф. — Я думаю много выяснить в Берлине и все же полагаю, даже убежден, что нам удастся сохранить Крым.

Мы распрощались, и графа я более не видел. Однако думаю, что только поражение немцев оставило Крым в составе России, хотя дорогой ценой за это заплатил несчастный теперь красавец Крым, и не скоро еще он залечит свои раны за время хозяйничанья большевиков и гражданской войны.

Часов в пять дня наш пароход, совершенно перегруженный, медленно выполз на рейд, прошел мимо «Георгия», на котором по прежнему развивался германский флаг, мимо брандвахты и вышел в море.

А позади, во всей красе, открылся чарующий Севастополь, такой красивый с моря, со своими белыми домами, церквами, с приморским бульваром, панорамой обороны на четвертом бастионе, Малаховым курганом, Братским кладбищем и той дивной синеющей далью Мекензиевых высот и зеленью Инкерманской долины, которые так красят Севастополь.

Вечерело. По–прежнему из кают–компании неслась музыка, слышались пьяные песни, хлопали пробки. А наверху, на палубе, среди скрючившихся сотен тел, шли тихие беседы о прошлом, о неопределенном будущем, о немцах, и волной подымалось раздраженное чувство и бросалась в глаза разница взглядов одни видели в немцах спасителей и испытывали к ним всю благодарность, какую могли выразить за то, что живут, за то, что могут ехать, за то, что кошмар недавних дней отошел в область воспоминаний. Другие — видели в них лишь насильников, лишавших возможности до конца использовать «блага» революции и — грабителей России. И эти люди злобно мечтали о времени ухода немцев и пророчили, что народ заставит их уйти, а тогда будет расплата.

Но как те, так и другие испытывали какую‑то боль, стыд и смущение, что вчерашний враг находится здесь, живет среди нас, имеет вид победителя.

Прошли Евпаторию, Тарханхут — где даже не покачало, опять наступила холодная ночь, опять пришлось маяться, но уже не на скамейке, а на палубе, тесно прижавшись к случайным попутчикам.

Утром показался берег, и к 12 часам дня «Алексий» входил в Одесский порт, а через несколько минут извозчик за 15 рублей вез меня на Маразлиевскую улицу, к родным жены.

Звенели трамваи, проносились автомобили, по Дерибасовской и Ришельевской шла сплошная толпа, та живая, южная, характерная одесская толпа, создавшая Одессу и «одесситов», блестели окна магазинов, заваленных товарами, кричали газетчики, шли в одиночку и группами австрийские солдаты, потертые, неряшливые, плохо дисциплинированные, и даже в германских касках непохожие на немцев.

На улицах стояли бравые милиционеры, везде слышалась русская речь, и только изредка попадались надписи на «ридной мови» над казенными учреждениями, да где‑то одиноко трепыхался «жовто–блакитный» флаг.

Я был на Украине.

Крымцы, вероятно, были единственным полком русской конницы, которому суждено было с театра военных действий вернуться в свои казармы мирного времени. Печальное было возвращение домой. Не слава и отдых ожидали полк в своем родном городе. В Севастополе господами положения были большевики, опиравшиеся на Черноморский флот и портовых рабочих. В остальных местах Крыма была еще власть Временного правительства, неспособная справиться с местными большевиками, пытавшимися захватить власть в свои руки. Спокойнее всего было в Симферополе, где образовалось краевое правительство из татар, но оно не было в силах взять на себя сохранение порядка и обеспечение населения всем жизненно необходимым. Приход полка, конечно, имел огромное значение, и местные большевистские организации открыто не выступали. В Симферополе образовался «штаб Крымских войск», подчиненный штабу Одесского военного округа. Во главе штаба находился Генштаба подполковник Макухин; кроме него, были еще офицеры Генштаба полковник Достовалов [156]и капитан Стратонов. Многочисленный штаб занимал большой зал нашего полкового Офицерского собрания и примыкающую к залу маленькую гостиную. В комнате Ее Величества нашего шефа устроился не кто иной, как Джафер Сейдаметов, занимавший в то время пост военного министра, но крымские татары не называли себя министрами, а только лишь директорами. Большая собранская столовая, бильярдная и весь нижний этаж были в распоряжении офицеров полка.

По прибытии полка в Симферополь полковник Бако [157]штабом Крымских войск был утвержден в должности командира полка, а месяц спустя назначен был командиром отдельной кавалерийской бригады, состоявшей из Крымского конного (бывший Ее Величества) полка и вновь формируемого 2–го Крымского конного полка, командиром которого назначался подполковник Биарсланов. [158]Полки бригады переименованы были в 1–й и 2–й Конно–татарские полки. Командиром 1–го Конно–татарского полка назначен был полковник Петропольский. [159]2–й Конно–татарский полк образовался из старого нашего 5–го эскадрона подполковника Зотова [160]и прибывших из Новогеоргиевска 6–го и 7–го маршевых эскадронов. 6–й маршевой эскадрон был вполне готов и должен был летом 1917 года прибыть на пополнение Крымского конного полка, но ввиду беспорядков, происходивших на железнодорожном узле города Александровска, был направлен туда для водворения порядка, а по выполнении поставленного задания был направлен в город Бахчисарай на формирование 2–го Крымского конного полка. «Старый» 5–й эскадрон развернулся в два эскадрона, образовав 1–й и 2–й эскадроны 2–го полка, пополненные 8–м маршевым эскадроном, 6–й маршевый эскадрон стал 3–м эскадроном 2–го полка, а 7–й маршевый эскадрон 4–м эскадроном. 7–й маршевый эскадрон не был еще вполне готов как боевое подразделение 2–го полка. В полку не было пулеметов; недостаток был в винтовках, патронах и в остальном вооружении и снаряжении. Из кадровых крымцев были в полку подполковник Биарсланов (командир полка), подполковник Зотов (младший штаб–офицер), штабс–ротмистр Глазер [161](командир 1–го эскадрона) и поручик Одель [162](помощник командира 1–го эскадрона); все остальные офицеры, в том числе и старший штаб–офицер полковник Глебов [163](Александрийский гусар), были офицерами разных кавалерийских полков, но до полного комплекта господ офицеров было очень далеко. Для уравнения полков бригады в числе эскадронов 5–й эскадрон штабс–ротмистра фон Гримма [164]приказом штаба Крымских войск был переведен во 2–й Крымско–татарский полк, но фактически продолжал оставаться при своем старом полку, т. к. 2–й полк находился в Бахчисарае, а эскадрон стоял в Симферополе и был тесно связан с 1–м полком как служебно, так и экономически.