Игорь Суриков - Геродот

Посмотрим на проблему под другим углом. Если бы Геродот писал в деловой, лаконичной манере логографов или Фукидида и рассказывал только о военном столкновении между греками и персами, то какой массы ценнейшей информации мы лишились бы! Много ли знали бы мы, скажем, об архаической истории Афин, если бы не геродотовские экскурсы о крупнейших деятелях афинской истории VI века до н. э. — Писистрате, Гиппий, Клисфене? Ведь другие важнейшие источники об Афинах этого времени («Афинская полития» Аристотеля, Плутарх) в значительной, местами просто определяющей степени зависят от Геродота. Получается, что та черта творчества «Отца истории», которую можно назвать «разговорчивостью» или, при желании, даже «многословностью», оказывает хорошую услугу и современным ученым.

Еще большее значение имеет тематическая широта. Для Геродота вполне законными предметами исторического исследования являются темы, связанные с этнографией, географией, культурой, религией, бытом и т. п., что придает целостность, многомерность картине общества и цивилизации. Ситуация в историописании резко меняется сразу же после Геродота — уже при Фукидиде. Именно этот последний определил ключевую проблематику всей последующей исторической науки — не только античной, но и европейской вплоть до XX века {104} 104 См.: Hart J. Op. cit. P. 179. . Военная, политическая, дипломатическая, одним словом, событийная история — вот что прежде всего интересовало Фукидида и тех, кто шел по его стопам. А таких всегда было подавляющее большинство {105} 105 См.: Momigliano A. Essays in Ancient and Modern Historiography. Oxford, 1977. P. 142. . Остальные же аспекты жизни общества — прежде всего те, что ныне принято называть «структурами повседневности», — оставались «за бортом» исторической науки, что, без сомнения, сужало ее предметное поле. В труде Геродота эти «структуры» занимают очень важное место, как бы цементируя собой всё повествование.

Итак, Геродот, живя в весьма насыщенной интеллектуальной среде, имея предшественников, но идя при этом вполне самостоятельным путем, замыслил — и создал — произведение, уникальное по широте охвата материала. Его труд был совершенно беспрецедентен по тому времени. Повествование развертывалось на грани Запада и Востока, на грани эллинского и «варварского» миров, на грани истории, этнографии, географии…

Основной темой произведения, как мы хорошо знаем, являются Греко-персидские войны. Однако рассказ о них дается в широчайшем, почти безграничном историко-географическом контексте. Геродот, подобно орлу, смотрит на мир с большой высоты, видит оттуда далеко-далеко и для всего того, что видит, находит место в своей книге, накладывая на ее полотно один за другим сочные, красочные мазки.

«История» начинается с изложения обстоятельств возникновения Персидской державы Ахеменидов и ее территориального роста. При этом автор, рассказывая о присоединении к владениям персов той или иной новой страны (Мидии, Лидии, Вавилонии, Египта и др.), всякий раз дает подробный рассказ о географическом положении, природных условиях этих земель, о быте, нравах, обычаях населяющих их народов, их предшествующей истории. Затем Геродот переходит собственно к перипетиям греко-персидских столкновений: Ионийскому восстанию, Марафонской битве, походе Ксеркса на Грецию. Параллельно — на всем протяжении своего сочинения — историк сообщает о важнейших событиях внутриполитической истории греческих полисов — Афин, Спарты, Милета…

Таким образом, композиция произведения в высшей степени сложна и нелинейна. Порой она даже представляется хаотичной — прежде всего потому, что связное повествование очень часто прерывается отступлениями, многие из которых имеют новеллистический и даже анекдотический характер, основываясь на фольклорных сюжетах.

Здесь мы выходим на две очень важные, тесно связанные друг с другом проблемы: во-первых, об эволюции структуры «Истории» по мере работы автора над нею; во-вторых, о жанровой принадлежности произведения. Сложность заключается именно в том, что в труде Геродота мы имеем, с одной стороны, основной сюжет — войны между греками и персами с самого начала их противостояния. Но с другой стороны, эта главная тема постоянно перебивается теми самыми отступлениями (логосами, как их называют) — на тематику этнографическую, географическую, культурную, религиозную… Всё это, насколько можно судить, представлялось автору не менее интересным, чем военно-политическая история.

В каком отношении между собой находятся эти два важнейших структурных элемента труда? За каким из них следует признать хронологический приоритет? С чего Геродот начал? На этот предмет есть две противоположные точки зрения.

Первая утверждает: вначале Геродот писал отдельные логосы, разрозненные и не связанные друг с другом. Затем, когда у него возникло намерение описать историю Греко-персидских войн, он включил эти ранее написанные логосы в свой новый, обширный труд {106} 106 См. также: Myres J. L. Op. cit.; Solmsen F. Op. cit. . Особенно настойчиво и последовательно эту позицию отстаивал выдающийся немецкий исследователь Античности Феликс Якоби. Именно его, пожалуй, следует признать крупнейшим в XX веке знатоком раннего греческого историописания. А его главная работа о Геродоте {107} 107 Jacoby F. Herodotos // Paulys Realencyclopadie der classischen Alter-tumswissenschaft. Supplbd. 2. Stuttgart, 1913. S. 205–520. хотя и представляет собой энциклопедическую статью, но по размеру не уступает большой книге и остается поныне, спустя почти век после выхода, едва ли не самым авторитетным из всего написанного об «Отце истории».

Якоби выстроил схему эволюции творчества Геродота, состоящую из трех этапов. По его мнению, тот начинал как логограф, причем на первых порах интересовался даже не столько историей, сколько географией и этнографией. Геродот путешествовал, наблюдал жизнь различных стран и народов, записывая то, что видел и слышал, создавая об этих странах произведения-логосы, вначале самостоятельные и не связанные друг с другом. Но затем Геродот задумал написать историю Персии. А поскольку Персия была воистину мировой державой, то в рассказ о ней было очень удобно и более чем естественно включить прежние логосы о тех странах, которые ранее были независимыми, но вошли в состав Ахеменидской империи. Как они стали частями единого целого, так частями единого целого стали и геродотовские логосы.

Впоследствии, однако, Геродот еще раз изменил свой план. Прибыв при Перикле в Афины, где культивировался патриотический энтузиазм победы над «варварами», галикарнасец и сам поддался ему. Решено: теперь он будет писать не о Персии, а о Греко-персидских войнах! С того времени и до конца своих дней он претворял в жизнь уже эту задачу. Только с этого момента его труд, по мнению Якоби, обрел четкие очертания, а сам он превратился в полноценного историка.