Эл Дженнингс - Сквозь тьму с О. Генри

— Да всё в порядке, теперь слушай, что я скажу. У тебя была жена, Дора, так? Она умерла — вскорости после того, как её выгнали из дома. А вот ребёнок жив. Дочка. Я видел её. Очень красивая. Её взяла на воспитание одна зажиточная пара, здесь, в Колумбусе. Они — друзья губернатора. Я поговорил с ними насчёт тебя. Приёмная мать — родственница твоей жены. Она думала, ты лишился рассудка. Я рассказал ей правду. Айра, пойди на вещевой склад, получи костюм и обувь. Губернатор помиловал тебя. Ты выходишь отсюда завтра.

Ошеломлённый, задыхаясь и дрожа от наплыва чувств, Айра Маралатт протянул к начальнику тюрьмы руки и спросил севшим голосом, не веря своему счастью:

— А девочка знает?

— Нет, пока они ей не сказали. Это было бы для неё слишком большим потрясением.

На следующее утро Айра, облачённый в недорогой костюм, пришёл в кабинет начальника. На его ногах поскрипывали тюремные башмаки, на голове красовалась лёгкая соломенная шляпа. Громадная фигура ссутулилась, на лице волнение.

— Это всё вы, мистер Эл, — сказал он, и на его глаза навернулись слёзы. — А ведь всё началось с яблока, которое вы мне тогда дали. — Он на мгновение замолк. — Мистер Эл, она же, конечно, не узнает меня, правда? Мне вовсе не хочется, чтобы она знала, что Тюремный Демон — это её отец.

Когда Дарби вручил ему бумагу, подтверждающую акт помилования, и пять долларов подъёмных, руки Айры дрожали.

— Уж и не знаю, как вас благодарить, начальник!

— Не надо благодарить. Господь свидетель — ты оплатил свой долг сполна!

Айра взял с собой двух своих подопечных канареек.

— Подарю их девочке. Я хочу увидеть её. Я должен её увидеть.

Он пожал Дарби и мне руки.

Прошла неделя. От Айры не было ни слуху ни духу. Начальник всполошился.

— Уж не случилось ли чего со стариком? — Маралатту было сорок шекть, но восемнадцать лет в тюрьме подорвали даже его титаническое здоровье. Он выглядел на все шестьдесят. — Интересно, он увидел свою дочь? Странно, что от него ни звука.

Это настолько встревожило Дарби, что он решил сам обо всём узнать. Послал запрос приёмной матери молодой девицы и рассказал об Айре и канарейках. Ответ — взволнованный и недоумённый — пришёл от самой дочери. А ещё через час она и сама появилась в кабинете начальника.

— Старик с канарейками?! — О да, приходил старик и отдал ей птичек, они сейчас у неё. — А что за этим кроется? Как?! Этот старик — мой отец?! Почему никто мне не сказал? Да как вы посмели скрыть это от меня! Так вот что он имел в виду, когда уходил — он назвал меня маленькой Дорой! Ох, что же нам теперь делать?!

В бессвязных, отрывистых фразах она поведала нам о таинственном визите старика с птичками. Айра поднялся по ступенькам, ведущим к большому, красивому дому, в котором жила девушка. В руках он держал маленькую клетку с птицами. Может, он и собирался сказать Мэри, что он её отец, кто знает. Но увидев её красоту и утончённость, увидев, как всё её существо излучает счастье, наверно, изменил намерения. Большой седой старик не захотел, чтоб безоблачно радостную юность его дочери омрачила тень его трагической жизни. Он ушёл, так ничего и не сказав.

Как раз в тот момент, когда старик звонил в двери, барышня спускалась по лестнице. Дворецкий не пускал его в дом. Она сбежала вниз и приказала впустить старика.

— Я подумал, мисс, что, может, вам захочется купить этих птичек. Я нищ, а они прекрасно поют. Я сам их вырастил.

И исключительно из симпатии к несчастному старому бродяге она купила канареек. Он хотел за них всего лишь один доллар. Она была в полном недоумении. Старик смотрел на девушку, и по его щекам катились слёзы.

— Прощай, маленькая Дора, — сказал он, собравшись уходить. Он задержался у двери, словно хотел ещё что-то добавить, но только молча и странно посмотрел на неё, печальный свет лёг на его лицо, потом он повернулся и сошёл по ступенькам.

Они решили, что то был какой-то тихий, безвредный городской сумасшедший.

— Где же теперь его искать? Я должна его найти! Ну почему же никто мне ничего не сказал! — Девушка чуть не плакала. — Пойдёмте искать его, и побыстрей!

На улице мело — уже неделя, как дул страшный ветер и шёл снег. Дочь Маралатта и начальник тюрьмы обыскали все улицы и переулки в городе.

Но не нашли даже его следов.

Однажды вечером в двери караулки раздался стук и снаружи донёсся слабый голос:

— Пожалуйста, впустите меня!

Капитан, начальник караула, открыл дверь. Айра Маралатт, в своём тонком тюремном костюме, мокром насквозь и висящем на нём, словно лохмотья на пугале, стоял на коленях в снегу около тюремных ворот.

— Пожалуйста, пустите меня. Мне больше некуда идти.

— Нет, нет, уходи, ты получил помилование! Я не могу тебя пустить, законом не дозволено! — ответил капитан.

Начальника тюрьмы поставили в известность о происшествии.

— О ком речь? — спросил он.

— О Маралатте.

Он поспешил к воротам и приказал открыть их. Но Маралатта там уже не было.

Дарби в пух и прах изругал караульных.

— Вы что, не знаете, что мы несколько недель ищем его по всему городу?

Начальник вышел за ворота и отправился на поиски, держась за стенки, чтоб не сдуло. Через пятнадцать минут он вернулся — полузамёрзший Маралатт ковылял рядом с ним. Дарби нашёл его в сугробе поблизости от реки. Айра пылал — у него была лихорадка. На его лице уже лежала тень смерти.

Оказалось, что к кому бы он ни обращался по поводу работы, его никто не брал. Говорили — ты слишком стар. Наконец, он сдался и прекратил попытки.

Начальник послал за дочерью Маралатта.

Молодая леди, изящная и белая, как ангел, бросилась старику на грудь.

— Не умирай, папочка! Почему ты мне не сказал? Смотри, я же твоя дочка, Мэри. Посмотри же на меня! Ну почему я не почувствовала, почему не догадалась! Знал бы ты, как часто я тосковала по отцу — мне всё равно, кто бы он был, лишь бы отец! Почему ты ничего не сказал?!

Маралатт смотрел на неё радостными, затуманенными лихорадкой глазами. Он взял её изящные ручки в свои лапищи и приподнялся с подушек.

— Мэри, я везде выглядывал — не покажешься ли ты, — сказал он. — Я так рад, что ты пришла.

И с умиротворённой улыбкой на устах Тюремный Демон опустился на подушки. Старый герой в конце концов получил свою награду.

Тени тысяч Диков Прайсов и Айр Маралаттов не знающими покоя призраками крадутся по тюремным коридорам. Память о тысячах трагедий носится в самой атмосфере застенков. Тем, кто подддался её мрачному влиянию, оставалась только одна дорога — в психушку.

А мы искали выхода в весёлости, и сотни тривиальных мелочей, на которых обычные люди и внимания-то не обратили бы, вызывали у нас взрывы смеха. Стремясь уберечь свой рассудок, узники становятся нечувствительными к жестокостям окружающей их жизни.