Людмила Жукова - Лодыгин

Но далее на страницах договора появляется, и все чаще и чаще, фамилия Сущова. Деньги будет давать Козлов, а распоряжаться ими позволено Сущову. Не он ли стоит за договором?

Хоть Николай Николаевич Сущов и тайный советник (по табели о рангах — генерал-лейтенант), ни для кого не тайна, что он известный комбинатор, сумевший влезть во многие правления — от Санкт-Петербургского международного банка (!), разорившего дотла полуграмотных в денежных делах помещиков, до Русского общества пароходства и торговли, прибравшего к рукам российские реки и пустившего по миру многих куражливых купцов.

Похоже, что Сущов если и не главный в кучке грабителей изобретателя, то один из главных: «С. А. Козлову и тайному советнику Н. Н. Сущову должны быть выданы каждому безвозмездно суммы… акции… акты…», а затем от них, Козлова и Сущова, будет зависеть, «уступить сполна или часть своих прав по этим актам другим лицам…»

Решение на общем собрании принимается большинством голосов. Но каждый пай — это один голос. 25 паев в одних руках — 25 голосов. Но по 25 паев имеет лишь богатая верхушка, у рядовых пайщиков — от одного до нескольких.

И вот, если полный товарищ, то есть Лодыгин, несогласный с каким-либо действием правления, захочет собрать экстренное общее собрание для его пересмотра, то оно может состояться не ранее чем через месяц, чтобы могли вернуться из отсутствия заинтересованные лица. А кто ездит в столь длительные командировки? Власть и деньги имущие. А у них — по 25 акций-голосов!

Нет, не может Александр Николаевич провести какое-либо свое решение, не сможет противодействовать решению правления…

Тогда, если «полный товарищ… не пожелает подчиниться постановлению, то он обязан сложить с себя звание полного товарища и предоставить собранию избрать на это звание другое лицо».

Вот и затянулась петля… «В случае неисполнения сего со стороны полного товарища, он лишается тех 50-ти паев, которые должны храниться в каком-либо кредитном учреждении, и паи эти уничтожаются», а прибыль «поступает в раздел между остальными паями…».

Единственно, что приобретал Лодыгин, — это 50 тысяч рублей, в которые Товарищество оценило его невосполнимые утраты — право на изобретение лампы, на свободу творчества, на независимость.

(Видимо, тогда же и созрела у Лодыгина мысль о бегстве из этой компании.)

Кончался договор лицемерными словами о том, что должен быть он храним свято и нерушимо как договаривающимися лицами, так и наследниками их, но творцы этих строк отлично знали, сколь недолговечно их «Товарищество на вере».

Невеселые подробности о кучке спекулянтов и их гнусной роли в неудавшейся судьбе лампы накаливания через два года были изложены в «Докладе к общему собранию 4 февраля 1876 года кружка лиц, разрабатывавших изобретение А. Н. Лодыгина», опубликованном в «Трудах Донского отделения РТО». Авторы доклада известны — это товарищи Лодыгина, техники по электрическому освещению броненосной эскадры Н. П. Булыгин и А. М. Хотинский, преподаватель Технологического института В. Я. Флоренсов и народник, кандидат прав В. К. Оленин, тамбовец, товарищ Сергея Кривенко.

Но во время шумного общего собрания, на котором члены кружка обвинили правление Товарищества в махинациях с изобретением Лодыгина, самого изобретателя в Петербурге уже не было — никому не было известно, куда он уехал, кроме того, что уехал надолго, оставив своим доверенным (прокурентом) Оленина.

Что же произошло? В докладе причины отъезда главного лица, а вернее, его отстранения от дел правлением, изложены подробно.

Все началось с громких имен.

Многим стало известно участие к Лодыгину великого князя Константина Николаевича, тогдашнего главы морского ведомства империи, выделившего на правах генерал-адмирала Российского флота «безвозмездно в здании Адмиралтейства место и нужную аппаратуру для производства опытов». Затем — помощь влиятельного генерала В. Ф. Петрушевского. Доброжелательное отношение к изобретателю известных ученых: академика А. М. Бутлерова, профессора В. Л. Кирпичева и директора Технологического института, будущего министра финансов России, И. А. Вышнеградского.

На эти имена, как бабочки на яркий свет, слетались петербургские толстосумы, в отличие от наивных бабочек сумевшие и погреться у огня, и при этом крылышек не опалить. Их было много.

Известный в свое время крупными махинациями при строительстве железных дорог С. П. Горсткин.

Статс-секретарь Юлий Андреевич Гагемейстер, автор знаменательных трудов «Значение денежных знаков в России», «Разыскание о древних финансах России», «О значении денег в народном хозяйстве и о вывозе их за границу» и других, демонстрирующих отменную подготовленность автора в денежных вопросах.

Титулярный советник, купец первой гильдии Федор Петрович Баймаков — рисковый коммерсант и хозяин прогоревшей в 1877 году фирмы «Товарищество» на вере Ф. П. Баймаков и К°», успевший вовремя объявить себя банкротом и оставивший тем самым пайщиков с носом.

Барон (купивший титул на свои миллионы) Гораций Осипович Гинзбург, как и Гагемейстер, грешивший литературными опусами на тему статистики и финансов.

И еще — банкиры, банкиры, банкиры… Среди них — богатый и прижимистый Эрнст Фридрих Юнкер, барон Жирард де Сукантон. Все люди многоопытные в финансовых операциях, про которых в народе говорят: «Им палец в рот не клади…»

С. А. Козлов же, человек «добродушный по натуре», как характеризуют его, но доверчивый и легко поддающийся на любые хитроумные уговоры, внес все свои наличные деньги — до 100 тысяч рублей, вскоре прогорел и, не перенеся нищеты и обмана, уехал за границу.

О С. В. Коне — помощнике и поверенном Козлова и о Н. Н. Сущове авторы доклада говорят вполне определенно: именно они, отстранив самого изобретателя, стали вести дела компании и привели ее к полному краху.

Объясняя причины появления патентов на имя Козлова и Кона, авторы доклада свидетельствуют: «Простота способа освещения, с одной стороны, с другой — расчет на громадные барыши… внушили распорядителям Товарищества мысль, отстранив Лодыгина, самим заняться изобретением этого фонаря. Все участники наперерыв бросились «изобретать», причем каждый, в чаянии захватить все выгоды изобретения, работал отдельно и по секрету от других…»

Мышиная возня вокруг изобретения была возможна еще и потому, что Лодыгин на многочисленных публичных демонстрациях доверчиво показывал серии самых разнообразных ламп, а в докладах излагал все возможные конструкции, не скрывая их хотя бы потому, что считал свое детище надежно защищенным десятилетней привилегией. Ведь в ней говорилось: «Изобретателю предоставляется право изменять вид, устройство фонарей…» Тем более что члены правления Товарищества утверждали, что заявки на патенты в США, Англию, Францию и другие страны отосланы и оплачиваются.