Степан Швец - Под крыльями — ночь

Был образован 16-й гвардейский авиаполк, который вместе со 2-м гвардейским авиаполком образовал дивизию. Меня назначили командиром 3-й эскадрильи в 16-м полку.

Внешне как будто ничего и не изменилось. У меня остался тот же самолет, та же для него стоянка, но личный состав полка, командование и, главное, мое служебное положение изменились в корне.

Командиром полка к нам назначен молодой полковник Афанасий Иванович Рудницкий — боевой летчик с большим опытом, высокой культуры человек и хороший организатор. Начальником штаба — капитан Иван Григорьевич Немец, бывший работник штаба, воспитанник Михаила Петровича Алексеева. Заместителем по политчасти полка стал бывший комиссар эскадрильи Михаил Иванович Хренов. Он зарекомендовал себя как один из лучших политработников. Немногословный, внешне немного угрюм, но прекрасной души человек. Всегда его можно видеть в гуще масс. Был строг и требователен, в то же время добр и заботлив. Хорошо знал людей, их нужды, боевые и моральные качества. «Настоящий комиссар», — так мы отзывались о таких политработниках.

Штурман полка — Сергей Петрович Алейников, бывший штурман боевого экипажа Ивана Федоровича Андреева, а инженером Эскадрильи назначен М. Ф. Плахотник.

Мефодий Федорович принадлежал к той когорте специалистов, которая ликвидировала свою малограмотность и одновременно овладевала техникой. Он не имел диплома о высшем образовании, но машину знал досконально.

Бывало, техники бьются над каким-либо капризом мотора и в конце концов вынуждены обратиться к Плахотнику.

— Запускай мотор.

Мотор запущен. Инженер стоит впереди самолета, голова опущена, руки протянуты вперед, точно у дирижера, он внимательно слушает, а техник следит за руками.

Вот инженер плавно поднимает руки — техник прибавляет газ, еще выше руки — еще больше газ, руки вниз — газ подубрать. Так и дирижирует, пока не найдет нужную точку. Стоп! Прислушается, руки накрест — выключай мотор.

— Ну как, товарищ инженер?

— Снимай четвертый цилиндр.

— Есть снимать четвертый цилиндр.

Причина установлена, неисправность устранена. Таков инженер моей эскадрильи, пользующийся авторитетом во всей дивизии как инженер-диагностик.

Как раз в эти дни моего товарища Рогозина перевели в другую дивизию — на повышение. Меня же назначили командиром эскадрильи в 16-й гвардейский полк АДД.

Моим заместителем был Герой Советского Союза майор Даншин, плотный крепыш среднего роста, с полным чистым лицом и красивыми синими глазами. Внешне он напоминал скорее… кондитера, что ли, чем боевого летчика. Но это был настоящий мастер своего дела, неутомимый и храбрый. С большим уважением вспоминаю его.

Летчик ГВФ, он в первые же дни войны встал в ряды Советской Армии, летал на ЕР-2. По выполнению боевых заданий и по числу вылетов шел в числе передовых. Всегда спокойный, улыбчивый, Даншин, казалось, ведет обыденную мирную жизнь, ничем не связанную с войной. Летному его искусству можно было позавидовать.

Опыт Даншина был учтен в наставлении по эксплуатации ИЛ-4 в боевых условиях. Многие у него учились, учился и я.

Умелый, решительный, он не раз попадал в сложный переплет и всегда выходил победителем. Для него не существовало безвыходных положений. Даншин летал в любую погоду, и я не помню случая, чтобы из-за плохих метеорологических условий он прекратил выполнение боевого задания.

Однажды (это было в сентябре 1942 года) полк получил задание бомбить важный объект в глубоком тылу врага. Полет был в высшей степени трудным. Лететь пришлось в грозовых облаках. Многие экипажи не добрались до основной цели, бомбили запасные. Только Даншин, имея штурманом Ширяева, задание выполнил, хотя и потерял много времени на обход грозовых фронтов.

Цель была обнаружена и поражена, но в момент бомбометания в правый мотор угодил снаряд. Мотор заклинило. Остановившийся винт создавал большое лобовое сопротивление, и машина стала интенсивно терять высоту. В таких условиях очень трудно выдержать курс, самолет упрямо разворачивается в сторону неработающего мотора, и бывали случаи, когда экипаж над территорией противника выбрасывался на парашютах только из-за того, что самолет кружился на одном месте, неумолимо теряя высоту. Даншин сумел удержать машину, хотя это стоило ему огромного напряжения.

Со снижением отойдя от цели, пилот направил машину в облака. Возможно, те самые, которые приходилось обходить при полете. Началось обледенение. Самолет неудержимо терял высоту.

Командир корабля, чтобы облегчить его, отдает приказание экипажу всё лишнее выбросить за борт. А что лишнее в самолете? У каждого предмета свое место и назначение.

В первую очередь стрелок выбросил свой термос, затем сумку с инструментами и доложил, что больше выбрасывать нечего. Самолет продолжает снижаться. Командир приказывает выбросить всё, без чего самолет может держаться в воздухе: кислородные баллоны, пулеметы, радиостанцию. Но всё это привинчено к корпусу, а инструменты — за бортом. Каким-то образом удалось всё-таки справиться, выдирая агрегаты «с мясом».

Высота 300 метров. За борт полетели кислородные баллоны, огнетушители, пулеметы, радиооборудование. Выброшено всё, что можно было выбросить, и это помогло: режим полета нормализовался.

Большого искусства потребовал этот полет от всего экипажа и в первую очередь от летчика и штурмана. Летчик должен был на одном моторе подобрать такой экономичный режим полета, чтобы горючего хватило до своей территории. Такой режим возможен на минимальной скорости. А это удлиняет время полета. Значит, придется лететь большую часть маршрута днем, над территорией противника и на малой высоте, без оружия.

Перед штурманом стоит теперь сложная задача — прокладывать курс, ориентируясь только визуально, так как главные средства навигации полетели за борт. Кроме того, нужно вести самолет по «глухим дорогам», чтобы не напороться на какой-либо крупный город, аэродром, железную дорогу и т. д.

Полет растянулся на много часов. Линию фронта перелетели благополучно. Теперь — подальше на восток, для большей гарантии.

Но вот горючее на исходе, надо идти на посадку. Сели на фюзеляж в степи.

Через несколько дней экипаж появился в расположении части. Сколько было радости! Все считали Даншина сбитым, ведь с того момента, когда самолет приблизился к цели, о его судьбе ничего не было известно.

Радость радостью, но для Даншина этот полет имел и некоторые неприятные последствия. То, что самолет посажен на фюзеляж, — явление обычное и частое; десять дней — и машина «на ногах». Заменили мотор и перегнали ее на свой аэродром. Да, но где оборудование, вооружение? Нет их. А куда девались? Где оправдательный документ? И пошла писать губерния…