Степан Швец - Под крыльями — ночь

Когда Володя первый раз был сбит под Ленинградом и, попав к своим, проезжал через осажденный город, ему было не до розысков Лели, он спешил в свою часть. Теперь же, после снятия блокады, Володя решил использовать свой отпуск для того, чтобы найти Лелю.

Через несколько дней они сыграли свадьбу. Двухнедельный отпуск прошел как один день. Оставив жену и мать в Ленинграде, Володя вернулся в часть.

Вместо погибшего Соломонова стрелком-радистом в экипаж Шабунина был назначен стрелок, летавший прежде с Краснухиным, — Рогачев. Одно время он летал стрелком и в моем экипаже, потом стал стрелком-радистом. Но, как ни горько вспоминать, от превратностей фронтовой жизни никто не был гарантирован. 16 сентября 1944 года, после обработки цели, самолет Шабупина не вернулся с боевого задания. На этот раз — окончательно.

Верить в гибель Шабунина не хотелось, все надеялись, что он вернется. Но прошел месяц, и семье послали извещение, что Владимир Павлович Шабунин пропал без вести…

Разделавшись с дальнобойной артиллерией гитлеровцев, обстреливавшей Ленинград, мы в сентябре бомбили укрепленные позиции противника в районах Духовщины, Нежина, Прилук, Брянска, Рославля, Гомеля. С 17 сентября наносили удары по скоплениям немецких войск западнее Ельни. Цель недалекая, полет длится три с половиной часа, и мы делали по два вылета за ночь. Так было и в субботу 18 сентября.

В субботу на воскресный день ко мне иногда приезжала из Москвы жена. Я ее оставлял в своей комнате, а сам шел на боевое задание. Гостила она у меня и на этот раз.

Я возвращался с боевого задания, второго в ту ночь. Цель поражена, погода благоприятная, мы спокойно летим домой. Вдруг меня окликает Вася.

Товарищ командир! Вас земля с чем-то поздравляет, а с чем не понял. Уловил только вторую часть радиограммы. Сейчас затребую повторение.

— Это, наверно, с двухсотдвадцатым вылетом, — говорит Кириллов.

— С двухсотым в воздухе не поздравляли, а с двухсотдвадцатым подавно не станут поздравлять.

— Товарищ командир! — заорал Вася. — Вас поздравляют с присвоением звания Героя Советского Союза! Сейчас зачитаю радиограмму:

«Генералу Юханову. Вручить гвардии майору Швецу Степану Ивановичу. Поздравляю с высокой правительственной наградой — присвоением звания Героя Советского Союза.

Желаю дальнейших успехов в боевой работе по разгрому немецких захватчиков.

Что ответить? — спросил Вася, закончив читать.

— Ответить: «Служу Советскому Союзу», — проговорил я.

У меня сильно колотилось сердце. Не мерещится ли мне всё это, не приснилось ли? В полете часто бывает: на секунду впадаешь в забытье и даже видишь какой-нибудь сон, а потом очнешься — и всё исчезает.

— Вася, передал? — спросил я.

— Так точно, — отвечает Вася. — Дал квитанцию, всё правильно. Передал ваш ответ. Поздравляю!

Радиограмма была получена, когда мы пролетали над городом Юхнов, в 2 часа 30 минут 19 сентября 1943 года.

«Только бы долететь, только бы сесть на аэродром», — думал я про себя и никак не мог успокоиться.

Когда я пришел с докладом на КП, меня поздравил командир полка А. И. Рудницкий. Здесь же сидел и ждал моего возвращения Герой Советского Союза полковник Боровков, заместитель командира дивизии по летной части. Это он получил телеграмму, спросил, где я, и, узнав, что в полете, дал радиотелеграмму на борт корабля.

Позже штурман полка показал мне барограмму полета и ткнул пальцем:

— Могу поспорить, что радиограмму ты получил именно в этой точке.

Расчеты подтвердили его предположение. Действительно, плавная линия на барограмме в одной точке резко вильнула, словно была перенесена с другой барограммы, — так изменился почерк моего пилотирования.

Барограмму штурман подарил мне, сделав на ней следующую надпись:

«На память Герою Советского Союза гв. майору тов. Швецу, завершившему в день присвоения ему этого звания свой 223-й боевой вылет. Штурман 16 ГАП ДД гв. майор Алейников».

Я прилетел в числе последних экипажей, и, пока оформлял полетную документацию, все уже разошлись. Нас пригласили в столовую. И только здесь, увидев праздничный стол, я окончательно пришел в себя. Спохватился, вспомнив о жене, и попросил Рудницкого позвонить дневальному, чтобы тот пригласил ее к телефону.

— Жена Швеца у телефона, — перепуганным голосом проговорила Поля.

Я сидел рядом с Рудницким, и мне ее голос был слышен.

— Поздравляю вас, вашему мужу присвоено… — начал Рудницкий, а она, не дав ему закончить, взволнованно спросила:

— Где муж? Что с ним случилось?

Ваш муж удостоен…

— Где он?

— Рядом со мной. Сейчас будете с ним разговаривать, — сказал Рудницкий и, улыбнувшись, — дескать, до чего пугливый народ эти женщины, — передал мне трубку.

Через несколько минут пришла жена, сияющая от радости. Уже светало…

А вечером, проводив ее, я снова полетел на боевое задание на те же цели — бомбить скопление немецких войск западнее Ельни. Цель эту мы обрабатывали до конца месяца.

Сентябрь 1943 года памятен и другими событиями.

Однажды в воскресенье мы со штурманом Кирилловым, парторгом эскадрильи и другими коммунистами сидели в моей комнате и обсуждали некоторые вопросы боевой подготовки. Мы часто собирались посоветоваться. Вроде бы и не партийное собрание, и протокол не ведется, но мы с Кирилловым привыкли, прежде чем принять решение по какому-либо важному вопросу, обменяться мнениями со всеми коммунистами эскадрильи.

На сей раз обсуждался вопрос о быстрейшем введении в строй молодых экипажей. Нужен инструктор, но кого назначить? Нельзя отрывать людей от боевой работы. Сидим, рядим, вдруг стук в дверь. Входит возвратившийся из отпуска командир звена Иванец. В руках у него огромный арбуз — редкость для того времени.

— Разрешите передать вам пламенный привет от солнечного Казахстана и преподнести этот арбуз. Здравствуйте, товарищи! Товарищ командир, летчик Иванец прибыл из отпуска в ваше распоряжение.

Отдохнувший и повеселевший, он выглядел совсем по-другому. Арбуз тут же разрезали, слово предоставили отпускнику. Иванец рассказал о встрече с семьей, о том, какое впечатление произвело его воскрешение из мертвых. Знакомые и незнакомые приходили в дом поздравить и, по местному обычаю, приносили подарки.

Заговорили о будущем. Иванец уже немолод, нервы истрепаны, тяжело пережил свою катастрофу.

Зная из опыта, что некоторые летчики, после того как их сбивали, какое-то время испытывали робость перед боевым заданием, я предложил Иванцу поработать с молодыми. Он согласился. Оказалось, что у него есть опыт в этом деле, так как он когда-то работал инструктором в летной школе.