Степан Швец - Под крыльями — ночь

Многие товарищи не вернулись с боевого задания. Погибли летчики из бывшего международного управления — Кириченко, Смирнов, Хорпяков. Не вернулся летчик нашего звена Володин, который, как потом выяснилось, попал к партизанам…

Хотелось поскорее включиться в боевую работу, но это оказалось не так-то просто: самолетов в эскадрильях было меньше, чем экипажей. Летать мне было не на чем, и меня использовали на различных второстепенных работах, посылали в командировки. Затем сделали летчиком связи.

Как-то прилетел я на связном самолете ПО-2 в штаб соединения, а на аэродроме пусто. Сел без всяких знаков, подрулил ближе к проходной, но и здесь — ни души. Выключив мотор, пошел через проходную с пакетом в штаб. И только тут повстречал офицера.

— В чем дело, почему никого нигде нет? — спрашиваю.

— Вы что, товарищ капитан, с неба свалились?

— Да что-то вроде этого. Только что сел на ПО-2. Мне нужно отнести пакет в штаб.

— Только что был налет немцев. Все в бомбоубежище. Отбоя еще не было. Подождать придется.

Пока я ждал отбоя, мне рассказали, что сброшенные немцами бомбы взорвались не все. Одна из таких бомб упала у крайнего ангара. Возвращаясь к самолету, я увидел на том месте глубокую дыру. Бомба была весом килограммов 250, не меньше.

Такие налеты вражеской авиации были не редкость. Впрочем, аэродромная жизнь шла своим чередом… Экипажи занимались своей будничной работой.

Самолетный парк полка был на исходе. Как показала практика, мощность двигателя действительно не соответствовала самолету, была маловатой. Конструкторское бюро изыскивало пути увеличения мощности. На заводе изготовлялись два эталонных самолета с новыми моторами.

Их предстояло перегнать на аэродром и испытать в боевых условиях. В октябре заместителя командира эскадрильи Малинина и меня послали в Москву за этими самолетами. Но оказалось, что они еще не готовы.

Тем временем положение Москвы осложнялось. Немцы захватили Калинин, угрожали охватом Москвы с севера.

Участились налеты. Надо спешить, но машины еще не готовы, и перелет откладывается со дня на день.

Наконец самолеты отбуксированы в конец заводского аэродрома и поставлены в направлении взлета. Техников нет. Они, выкатив самолеты, пошли за личными вещами.

Представитель конструкторского бюро торопит:

— Взлетайте немедленно, возможна бомбардировка.

— Как я могу взлететь, не осмотрев самолета? — возражаю я. — Притом и техников еще нет.

Над аэродромом почти на бреющем пронеслось звено немецких истребителей. Не сделав ни одного выстрела, они ушли в западном направлении. Это решило исход спора. В самом деле, надо немедленно взлетать.

Моторы запущены. Появился Малинин, сел в свой самолет, и мы пошли на взлёт. Уже оторвавшись от земли, в другом конце аэродрома заметил наших техников, шагающих по полю с вещами. Они остановились и, задрав головы, смотрели на нас. Конечно, нехорошо получилось, неорганизованно. Но делать нечего, уже взлетели. Садиться нельзя.

Летим низко. Штурмана нет, техников нет, в задней кабине лишь один стрелок. Виден наш аэродром. Захожу на посадку, выпускаю шасси, а правая «нога» не выходит. Аварийный выпуск в кабине стрелка. Я приказываю ему выпустить шасси лебедкой, но стрелок не может найти контровой чеки… Пришлось садиться на одно колесо.

То, что прилетели без техников, было квалифицировано как разгильдяйство. От полковника Новодранова мы с Малининым получили ужасный нагоняй. Обижаться не приходилось — командир полка был прав.

На следующий день был назначен боевой вылет в район города Орла. Командир эскадрильи Синельников заболел, и лететь приказали мне. Немного волновался, но был очень рад: наконец-то и я буду бить врага.

Оделся в новенькое летное обмундирование, сел в автомашину, примчался на аэродром. Предстояло, как было у нас заведено, перелететь сперва на соседний аэродром, где машины загружали бомбами, а оттуда в ночь — на задание. Уже всё готово, скоро запуск моторов. Появился Новодранов. Взглянул на группу командиров, собравшихся у самолета, удивился:

— Где Синельников?

— Болен, товарищ полковник, — ответил кто-то из штабных.

— Кто планируется на его самолет?

— Летчик Швец.

— А кто заместителем у Синельникова?

— Старший лейтенант Малинин.

— Он что, тоже болен?

— Я здесь, товарищ полковник, — ответил Малинин.

— Почему вы не летите?

— Меня штаб почему-то не планировал.

— Вылет Швеца отставить. Малинин, готовьтесь к полету. И на будущее учтите: командир выходит из строя — летит его заместитель.

Полет мой не состоялся. Я вконец расстроился и решил, что мне просто не доверяют после всех моих аварий.

…С задания Малинин не вернулся. Его сбили над целью. Не вернулось еще несколько самолетов — последних в полку. Летать стало не на чем. Я горевал: так и не удалось сделать ни одного боевого вылета на этой машине, не пришлось понюхать пороху.

Ходили разные слухи о нашей судьбе: одни говорили, что нас расформируют, другие — что вольют в соседние полки, третьи — что отправят в тыл. Толком никто ничего не знал. И когда кто-нибудь из офицеров шел в наряд дежурным по штабу, ему давали наказ: «Ты там прислушивайся, может, что узнаешь…»

Очередной наряд на дежурство получил штурман Лабонин.

Ожидался приезд какого-то генерала из центра. Лабонин всё время был начеку. И вот генерал прибыл. Лабонин встретил его у порога, отдал, как положено, рапорт и повел к командиру полка Новодранову. Выходя, «забыл» плотно притворить дверь.

А вечером Лабонин рассказал, что мы скоро перебазируемся в тыл, где получим новые самолеты ИЛ-4, на которых и будем воевать. На душе стало легче. Главное, нас не расформируют, и мы скоро снова войдем в строй боевых частей.

Те же самолеты с новыми моторами, которые мы с Малининым перегнали из Москвы, предстояло вернуть заводу для доводки. И вот 9 ноября я получил задание перегнать туда один из этих самолетов. Полк тем временем должен был перебазироваться в глубь страны на переформирование.

Стоял небольшой морозец. Землю слегка припорошило снежком, но погода в общем была летной.

Взлетели. На второй половине маршрута погода испортилась. Вернуться домой засветло не успеем, надо пробираться дальше. Облачность прижимает нас всё ниже. Визуальную ориентировку вести очень трудно. До места назначения добрались к четырем часам. Уже темнело. Мощный слой облаков и обильный снегопад ускорили наступление сумерек. Видимость — только вертикальная. Прошли над аэродромом — никаких посадочных знаков. Дали сигнал ракетой и снова зашли — ничего не видно. А сумерки всё сгущаются. Ещё один круг. Вдруг вижу самолет и возле него дымный костер. Ну, думаю, догадались: зажгли, чтоб видно было направление ветра. А самолет наш имеет свойство при посадке долго нестись над землей в режиме выдерживания и делать длинный пробег. Значит, садиться нужно против ветра.