Татьяна Рожнова - Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и ее потомки [только текст]

Наталья Николаевна распорядилась, чтобы в Михайловское была отправлена библиотека мужа, его рукописные книги и разные бумаги, часть мебели. Упаковкой библиотеки занимался камердинер А. С. Пушкина Никита Тимофеевич Козлов, по-прежнему служивший в семье Поэта.

Вечером в салоне Карамзиных появился Лермонтов, где его застал приехавший Петр Александрович Плетнев.

П. А. Плетнев — Якову Гроту.

«…B 11 часов тряхнул я стариной — и поехал к Карамзиным, где не бывал более месяца. Карамзина встретила меня словом: revenant [116].Там нашлось все, что есть прелестнейшего у нас: Пушкина-поэт, Смирнова, Растопчина и проч. Лермонтов был тоже. Он приехал в отпуск с Кавказа» {605} .

Возможно, что именно у Карамзиных состоялось близкое знакомство Лермонтова с Евдокией Петровной Ростопчиной.

С момента приезда в отпуск Лермонтов и поэтесса Ростопчина встречаются почти ежедневно то в салоне Карамзиных, то в салоне Александры Осиповны Смирновой (Россет), то в доме самой графини. Евдокия Петровна оставила свидетельство о чтении Лермонтовым в узком кругу приглашенных отрывка из его последнего прозаического произведения под названием «Штосс», оставшегося незавершенным.

Впоследствии она вспоминала об этом:

«…Лермонтов прибыл в Петербург 7 или 8 февраля. <���…> Именно в это время я познакомилась лично с Лермонтовым, и двух дней было довольно, чтобы связать нас дружбой. <���…> Принадлежа к одному и тому же кругу, мы постоянно встречались и утром и вечером; что нас окончательно сблизило, это мой рассказ об известных мне его юношеских проказах; мы вместе вдоволь над ними посмеялись, и таким образом вдруг сошлись, как будто были знакомы с самого того времени. Три месяца, проведенные тогда Лермонтовым в столице, были, как я полагаю, самые счастливые и самые блестящие в его жизни. Отлично принятый в свете, любимый и балованный в кругу близких, он утром сочинял какие-нибудь прелестные стихи и приходил к нам читать их вечером. Веселое расположение духа проснулось в нем опять в этой дружественной обстановке, он придумывал какую-нибудь шутку или шалость, и мы проводили целые часы в веселом смехе благодаря его неисчерпаемой веселости.

Однажды он объявил, что прочитает нам новый роман под заглавием „Штосс“, причем он рассчитал, что ему понадобится, по крайней мере, четыре часа для его прочтения. Он потребовал, чтобы собрались вечером рано и чтобы двери были заперты для посторонних. Все его желания были исполнены, и избранники сошлись числом около тридцати; наконец Лермонтов входит с огромной тетрадью под мышкой, принесли лампу, двери заперли, и затем начинается чтение; спустя четверть часа оно было закончено. Неисправимый шутник заманил нас первой главой какой-то ужасной истории, начатой им только накануне; написано было около двадцати страниц, а остальное в тетради была белая бумага. Роман на этом остановился и никогда не был окончен» {606} .

Чтение это произвело на слушателей странное впечатление — они услышали начало невероятной истории. Позднее в литературе не раз отмечалось, что «Штосс» заключает в себе известный биографический подтекст и что прототипом молодой фрейлины Минской является Александра Осиповна Смирнова (Россет).

Неизвестно, была ли в тот вечер в числе слушателей Наталья Николаевна Пушкина.

О. С. Павлищева — мужу из Петербурга в Варшаву.

«…Аннет Вульф толста, как Корсаков (поэт А. А. Римский-Корсаков. — Авт. ), и всегда весела, словно зяблик; вчера мы обедали вместе у моей невестки (Натальи Николаевны. — Авт. ), которая хороша, как никогда. — Старшая ее дочь на меня очень похожа и от меня не отходит, когда я прихожу. Я тоже очень люблю эту девочку и начинаю верить в голос крови» {607} .

Запись в дневнике В. А. Жуковского: «Приехал в 4 часа… у Карамзиных: Лермонтов. Ростопчина».

A. А. Краевский — М. Н. Каткову за границу.

«…Здесь теперь Лермонтов в отпуску и через две недели опять едет на Кавказ. Я заказал списать с него портрет Горбунову: вышел похож. Он поздоровел, целый год провел в драках и потому писал мало, но замыслил очень много» {608} .

B. Г. Белинский — В. П. Боткину.

«…Лермонтов еще в Питере. Если будет напечатана его „Родина“, то, аллах-керим, что за вещь: пушкинская, т. е. одна из лучших пушкинских» {609} .

Заметка Лермонтова:

«Ахвердова — на Кирочной. Графиня Завадовская. Леонид Голицын в доме Ростовцева. Понедельник Смирнова. Вторник Ростопчина. Вечером: Лаваль именины» {610} .

Из дневника В. А. Жуковского:

« 17 марта 1841 года.К Смирновой, у нее Ростопчина, Лермонтов, Соболевский, Мальцов, Норов. Ее миленькая сестра. Жаркий спор за Орлова, Ермолова и Перовского.

18 марта 1841 года.

…Обедал у Ростопчиной с Софьей Николаевной Карамзиной, с Лермонтовым, с Андреем Карамзиным и с Озеровыми» {611} .

П. А. Плетнев — Я. К. Гроту в Гельсингфорс.

«…Гораздо интереснее был визит Натальи Николаевны Пушкиной (жены поэта) с ее сестрой. Пушкина всегда трогает меня до глубины души своею ко мне привязанностью. Конечно, она это делает по одной учтивости. Но уже и то много, что она старается меня (не имея большой нужды) уверить, как ценит дружбу мужа ко мне…» {612} .

В тот же день, 21 марта, Лев Сергеевич Пушкин сообщал своему приятелю (общему знакомому Лермонтова и А. С. Пушкина) адъютанту Н. Н. Раевского-младшего — Михаилу Владимировичу Юзефовичу:

«…Ты спрашиваешь, что я делаю? Скучаю, милый. Твои предположения о наших делах почти справедливы, говорить о них нечего. Что до меня, я каждый год, отправляясь в экспедицию, клянусь, что она для меня последняя, и при наступлении весны готовлюсь к ней снова.

Ты хочешь знать, какую я играю роль? Самую обыкновенную: ссорюсь с начальниками… восемь месяцев в году бываю в экспедиции, зиму бью баклуши, кроме теперешнего времени, потому что по причине отсутствия полкового командира командую полком уже 2-й месяц. Каким полком, ты спросишь? Казачьим Ставропольским…» {613} .

Баронесса Евпраксия Николаевна Вревская — мужу.

«…Получили мы письмо от Сергея Львовича к нам и его старосте, с которым он прощается и со всеми крестьянами. На днях привезут мебель Натальи Николаевны и приедет принимать свое управление назначенный Опекун… (т. е. вдова Пушкина. — Авт. ). Можешь себе представить, как он огорчен. Впротчем, етот раз я нахожу, что он прав, отчего его не оставить бы Опекуном?..» {614} .

«Сергей Львович был огорчен и обижен, что его не назначили опекуном детей Александра Сергеевича, что чужие люди приезжали распоряжаться в Михайловском и т. п.» {615} , — записала в своем дневнике полвека спустя баронесса Наталья Павловна Вревская [117], бережно собиравшая и хранившая на протяжении всей жизни семейные предания, связанные с именем Пушкина.