Эллиот Рузвельт - Его глазами

Наконец, мне удалось ввернуть в разговор, что, как я надеюсь, скоро вся эта работа придет к концу, и стал в свою очередь задавать вопросы о положении на политическом фронте.

— Нам, вероятно, удастся организовать те совещания, о которых я тебе говорил, Эллиот, — сказал отец. — Можно считать почти решенным, что встреч будет две: одна с Чан Кайши, другая с Дядей Джо. Им нельзя встретиться лично, пока на границе Сибири стоит наготове первоклассная японская армия и пока Россия еще не объявила войны Японии.

Я спросил, не появилась ли возможность уговорить Сталина встретиться на нейтральной почве.

— Как будто да… Как будто да… И если это удастся…

— То?

— И если это удастся, то свидание, вероятно, состоится где-нибудь в твоих краях.

Этого-то я и ждал. Это значило, что мне, может быть, снова удастся быть прикомандированным к отцу в качестве адъютанта. После этого сообщения мне было уже не так трудно расстаться с ним в конце сентября; я надеялся, что не пройдет и нескольких месяцев, как мы снова увидимся где-нибудь в районе Средиземного моря.

Как только я вернулся в свою часть, мы стали готовиться к переводу нашего штаба из Ла Марса — небольшого дачного поселка в нескольких милях от Туниса — на южную оконечность итальянского «сапога». К ноябрю мы обосновались в Сан-Северо и оттуда штурмовали крепкую немецкую оборону, проклиная погоду, слишком редко позволявшую нам атаковать противника с воздуха. Поскольку Италия к этому времени была уже выбита из войны и в течение всего лета и осени нацисты подвергались сокрушительным ударам в русских степях, они, конечно, пали духом. С другой стороны, дух союзных войск в Италии тоже был не слишком высок, так как темпы нашего наступления резко снизились. Кроме того, нашим солдатам все время приходилось буквально глядеть в жерла 88-миллиметровых пушек, которыми гитлеровцы ощетинили все горные перевалы, и это отнюдь не способствовало поднятию настроения.

В ноябре стало еще холоднее и пасмурнее. Слова «солнечная Италия» звучали злой насмешкой. Мне не терпелось узнать, как же обстоит дело с совещанием «Большой тройки» или «Большой четверки», о которой говорил отец; вдруг я получил от начальника штаба Эйзенхауэра, генерала Смита, секретное предписание немедленно выехать в Оран для встречи с «важным лицом». Это могло означать только то, чего я ожидал.

19 ноября я вылетел через Средиземное море в Оран и немедленно явился во временную ставку генерала Эйзенхауэра. Оказалось, что мой брат Франклин, с которым я не виделся около года, тоже был отпущен со своего эсминца. На этот раз отец прибыл не на самолете, а на нашем новом большом линкоре «Айова»; в тот момент, когда мы с Франклином беседовали за стаканом виски с содовой водой, он, вероятно, уже миновал Гибралтар.

В Оране собралось много высшего начальства; кроме генерала Эйзенхауэра, здесь были английский адмирал Кэннингхем, наш вице-адмирал Хьюитт, полный комплект бригадных генералов и коммодоров и, наконец, милый старый Майк Рейли, снова прилетевший сюда заранее, чтобы следить за всем и всеми. Мне кажется, что Майк способен был взять под подозрение даже собственную бабушку, настолько добросовестно он относился к своим обязанностям по охране президента.

В субботу все мы поднялись очень рано. День был ясный, солнечный, что нас немало обрадовало, после того как накануне весь день моросил дождь. К половине девятого мы собрались на пристани в военно-морской базе Орана Мерс-эль-Кебире. В бинокль мы видели, как кто-то спускается с палубы «Айовы» в подошедший катер.

Через двадцать минут отец широким жестом приветствовал нас. Он заметно поправился; его загорелое лицо сияло радостной улыбкой. «Рузвельтовская погодка!» — крикнул он.

Мы вчетвером — отец, генерал Эйзенхауэр, мой брат Франклин и я — сели в машину генерала Айка и направились по извилистой горной дороге на аэропорт Ла Сения, расположенный в пятидесяти милях от Мерс-эль-Кебира. Морское путешествие пошло отцу впрок: у него был бодрый вид, и он был радостно взволнован в ожидании предстоящих событий.

— Сначала Каир, потом Тегеран, — сообщил он нам, — сначала встреча с Чан Кайши, потом с Дядей Джо. — Отец был всецело поглощен своими планами.

— Война — и затем мир, — сказал он тоном, в котором чувствовалось удовлетворение. — Хватит у вас терпения, Айк?

— Конечно, сэр.

Мы с Франклином засыпали отца вопросами о домашних делах, о матери, о сестре Анне. Он сообщил, что привез с собой газеты и мы сможем заняться ими вечером, если у нас будет время.

Среди спутников отца были и старые знакомые и новые лица. Кроме Гарри Гопкинса, генерала Уотсона, адмирала Брауна и адмирала Макинтайра, на конференцию прибыл адмирал Леги. Если не считать беглых замечаний об окружающей местности и нескольких слов о домашних делах, отец не в состоянии был говорить ни о чем, кроме предстоящей конференции. Незаметно мы очутились в Ла Сения. Отец тотчас же сел в свой самолет «С-54», за штурвалом которого опять оказался майор Отис Брайан. Мой брат Франклин, Гарри Гопкинс и все высшее начальство уселось вместе с отцом, и они немедленно вылетели в Тунис. У меня в Ла Сения была своя машина — ночной разведчик типа «Б-25», и меня сопровождал командир одной из моих эскадрилий майор Леон Грей. Мы пережили несколько минут волнения, пока один из наших моторов капризничал; но все же через полчаса после отлета начальства мы тоже поднялись в воздух, дали побольше газа и, в конце концов, прилетели на аэродром Эль Ауина первыми.

Мы с отцом, генералом Эйзенхауэром и Франклином снова уселись в одну машину и отправились с аэродрома на виллу, приготовленную для отца в Карфагене (оказалось, что и эта вилла называлась «Белый дом»). Дорога проходила мимо развалин Карфагенского цирка; отец был в этих краях впервые и категорически потребовал остановки для осмотра развалин.

Вилла отца, стоявшая на самом берегу Тунисского залива, представляла собой очаровательное зрелище, и он пришел от нее в восторг. Проезжая через Карфаген, я вспомнил, что мой тыловой штаб и база половины моих частей расположены недалеко отсюда, в Ла Марса. Такой случай нельзя было упустить.

— Папа!

— Что?

— Не произведешь ли ты смотр моим частям в Ла Марса?

— С удовольствием! Но когда? Может быть, мы успеем сделать это сегодня же днем, скажем, часов в пять?

Я засмеялся.

— Не знаю, успею ли подготовить все к этому времени, но постараюсь.

Я поспешил в свой штаб, чтобы организовать парад и смотр. В то время я командовал соединением воздушной фоторазведки в Северо-Западной Африке; оно насчитывало около 6 000 человек, принадлежавших к различным союзным армиям. Около 2 800 из них находились здесь, остальные — в Южной Италии. Мы с Леоном Греем и Франком Данном (моим помощником) поспешили привести все в образцовый порядок, пока отец в Карфагене разбирал почту, доставленную из Вашингтона.