Франсиско Мероньо - И снова в бой

- Вы не знаете что-нибудь о Рамоне?..

- С маленьким ребенком?

- Да! Да!

- Он родился у нее прямо в горах, в Пиренеях?

- Да, да! - сказал Фернандо, и в глазах его засветилась надежда.

- Знаете... Бедная женщина ждала, ждала, и наконец решила, что она больше не может так жить. Она выехала вчера в Испанию с группой репатриировавшихся женщин.

- А может, она еще в лагере?..

- Нет, мы видели, как она садилась в грузовик.

Фернандо, потрясенный этой новостью, опустился на песок и так побледнел, что казалось, он вот-вот потеряет сознание.

- Послушай, теперь все равно ничем не поможешь. Давай возвращаться в лагерь, - сказал я и положил ему руку на плечо, чтобы хоть немного его успокоить.

- Я не пойду в лагерь, - ответил он будто в полусне.

- Уж не надумал ли ты вернуться в Испанию?

- В Испанию? Нет!

- Тогда что же ты думаешь делать?

- Я отправлюсь в Латинскую Америку!

- Ты что? С ума сошел? У тебя что, билет в кармане, пароход ждет тебя у причала?

- Нет, но я отправлюсь в Америку.

- Скажи мне, по крайней мере, как ты думаешь это сделать? Может, я тоже отправлюсь с тобой...

- Сначала надо пробраться в Марсель, а там посмотрим. - В голосе Фернандо слышалось столько уверенности, что мне его идея показалась и впрямь заманчивой.

- И все же давай подумаем. Ведь только мы отсюда тронемся, как нас сразу же схватят. Кругом полно жандармов и переодетых агентов полиции. И уж тогда нас наверняка определят в более ужасное место, чем этот лагерь.

- Ну и что? Я опять убегу и в конце концов попаду в Америку. А уж оттуда свяжусь с Рамоной. Решено! Ты идешь?

- Да, дружище, да! - согласился я, чтобы как-то успокоить его.

Мы подлезли под проволоку и тронулись в путь. Шли полями, огородами, рощами. Днем отдыхали, а по ночам шли. Крестьяне жалели нас и снабжали едой. Иногда нас подвозили на грузовиках, и тогда водители прятали нас в кузове.

Когда мы прибыли в Марсель, шофер принес нам бутылку вина, немного хлеба, креветок и пригласил перекусить в кабине его грузовика, а сам ушел на разведку в порт. Вскоре он вернулся.

- Знаете, - сказал он, - печальные новости. Пройти почти невозможно, повсюду жандармы. У всех, кто направляется в порт, спрашивают документы. Идти туда опасно, тем более если не знаешь французского языка...

- Много кораблей в порту?

- Много!

- А каких стран?

- Итальянские, японские, мексиканские, есть один из Аргентины...

- Аргентинский... А где он пришвартован? Нам-то он и нужен!

- Далеко, почти в конце причала. Туда добраться ой-ой-ой!

- Тогда попробуем на мексиканский. Попытаемся проскочить на корабль, когда стемнеет, до того как зажгутся фонари. Осторожно подберемся к нему как можно ближе, а потом бегом - и мы на корабле! - развернул свой план Фернандо.

- Ты уверен, что это - самый лучший способ?

- Да, а другого в нашем положении нет. В таком виде, как мы сейчас грязные, оборванные, давно не бритые, - только и попадаться в лапы жандармам!

Почти весь день мы провели, спрятавшись среди бочек, в каких-нибудь двухстах метрах от корабля. Мы видели, как по его трапу спускались и поднимались моряки, как развевался флаг на корме, как жандармы внимательно осматривали всякого, кто появлялся на причале. Рабочий люд не обращал на нас никакого внимания. Несколько маленьких оборвышей что-то искали среди тюков и ящиков с товарами. Натолкнувшись на нас, они чему-то рассмеялись и продолжали заниматься своим делом.

- У нас нет другого выхода. Мы уже около месяца кормим вшей и голодаем в лагере, - как бы убеждая себя в правильности принятого решения, повторял Фернандо. - Ты прав, - говорил я ему, - у нас нет выбора. Это как жребий, когда не знаешь, что выпадет - орел или решка!

- Бедная Рамона. А ты хорошо бегаешь? - внезапно спросил меня Фернандо.

- Не очень. Я ведь был ранен в коленку, но ты не беспокойся за меня. Доберусь - так доберусь, а нет - так нет. Так и договоримся. Пора!

Мы обнялись, осмотрелись еще раз, выжидая, когда подальше отойдет жандарм, и, одновременно выскочив из своего укрытия, бросились к кораблю.

Однако не успели мы пробежать и десяти шагов, как из других укрытий, о существовании которых мы и не догадывались, выскочили один, два, три, четыре, пять человек. Как будто они караулили нас. Жандармы и полицейские бежали наперерез, намереваясь перехватить нас. Наш путь был короче. На глазок расстояние до корабля и до наших преследователей внушало надежду на то, что мы почти спасены. Оставалось только добежать. Фернандо обернулся ко мне, так как я отстал, но мы оба еще могли успеть. В этот момент я оглянулся и, тут же споткнувшись, упал на причал: меня сразу же окружили жандармы. Фернандо же успел и на прощанье помахал мне с борта мексиканского парохода.

Я вновь оказался в лагере. Вот из-за такой оплошности я лишился свободы.

Фернандо уже плыл в открытом море на мексиканском корабле, а оставшийся в лагере Ариас продолжал верить, что он поедет в СССР. Выслушав мои приключения, он молча, по-дружески похлопал меня по плечу.

В дальнейшем наша судьба сложилась так, что мы действительно оказались в Советском Союзе. В Гавре, во французском порту, мы восемь дней с нетерпением ожидали прихода советского корабля. В этом порту мы встретились со многими испанцами, которые были освобождены из лагерей и тоже плыли вместе с нами. Здесь были мужчины, женщины, дети, плохо одетые и истощенные. В ожидании советского корабля мы чувствовали себя уже свободными людьми. Нас навещали французские коммунисты, они интересовались всем.

- Как вас кормят?

- Очень хорошо. После лагеря нам кажется, будто мы никогда так раньше не ели. Мы благодарны французским коммунистам за заботу и помощь.

Они приносили нам одежду, обувь, лекарства.

Ариас буквально изнывал от нетерпения и все повторял:

- Скорее бы поехать в Советский Союз!..

...Будучи командиром эскадрильи истребителей, Ариас все свое умение, всю свою волю отдавал защите Советской страны от фашистов. Эскадрилья под его командованием слаженно действовала в самых тяжелых условиях. Она прикрывала опасные участки Волховского фронта, караваны, идущие по Ладоге, железнодорожные пути, станции, мосты. Было проведено немало боев с "юнкерсами", пытавшимися нарушить коммуникации по рекам Волхов и Сясь, идущие из Тихвина, Юрцево, Новой Ладоги. Летчики этой эскадрильи испанские коммунисты - понимали, какой священный долг они выполняют, защищая колыбель Великой Октябрьской социалистической революции - город Ленина. А для Антонио Ариас а это была наилучшая возможность выразить свою огромную любовь к Советской стране, к советским людям.

Ариас летал на английском истребителе "харрикейн", вооруженном четырьмя 20-миллиметровыми пушками. Вот один из многих эпизодов его участия в воздушных сражениях. По Ладоге шел тяжело груженный пароход. Истребители эскадрильи Ариаса должны были прикрывать пароход с воздуха. Звено Ариаса взлетело над водами Ладоги. Многочисленные солнечные блики играли на воде. Но вот мелькнули зловещие тени: к пароходу подкрадывались фашистские "юнкерсы". Пилоты четырех самолетов эскадрильи Ариаса понимали, что могут не успеть прийти на помощь. Они только что поднялись в небо над Ладогой с противоположного берега и сразу же увидели приближение врага. Лица пилотов побледнели от резко возросшего давления. На предельной скорости летчики бросают свои машины на выручку пароходу и в это время обнаруживают за собой темные длинные фюзеляжи двух немецких истребителей "фокке-вульф". Но судно должно дойти до места назначения! Советские летчики открывают огонь из пушек. Еще несколько сот метров - и фашисты будут у цели. Однако их настигают снаряды, пущенные из самолетов Ариаса и его напарника. Два "юнкерса", один за другим, теряют управление и падают в воды Ладоги. А в это время летчики их эскадрильи Хисбер и Гусев завязывают бой с немецкими истребителями. Остальные фашистские бомбардировщики, преследуемые Ариасом, Диесом и Дуарте, беспорядочно сбросив бомбы, уходят за линию фронта. А внизу, не меняя курса, пароход продолжает свой путь к осажденному Ленинграду. На поверхность воды всплывает рыба, оглушенная взрывами бомб. Ариас и его звено, проводив пароход до самого берега, возвращаются на свой аэродром...