Федор Раззаков - Владимир Высоцкий. По лезвию бритвы

— Володя, ты что! Люди же кругом.

Приехали домой, Володя в таком же состоянии. И тут звонит Марина:

— Пусть Володя подойдет к телефону.

— Марина, он спит.

— Не ври. Пусть он сам подойдет.

Конечно, она все поняла».

Встретивший В. Высоцкого в те же дни некогда лечивший его врач Михаил Буянов вспоминает: «Мы случайно столкнулись с ним на улице, он с трудом узнал меня, а потом стал жаловаться, что во Франции, где он вроде бы тоже лечился, врачи «гладили его по шерсти», уговаривали не пить и не колоться.

— Я и без них знаю, что лучше не пить, но пью. Почему они не отучают меня от этого?

— Конечно, на всякую привычку есть отвычка, и врач может использовать метод насильственного отучения от некоторых привычек…

— Почему насильственного? Я хочу добровольно отучиться.

— Кто же вам мешает? Отучайтесь добровольно. Врачи ведь не няньки, а вы взрослый человек. Поете о романтике, о силе воли, о товариществе — вот на деле и покажите себя. А то в песнях вы одно, а в жизни совсем другое.

— Вы говорите не как врач. Врачи всегда соглашаются, а вы со мной спорите. И в «Соловьевке» спорили. Можно сказать, за человека не считали, видели во мне лишь алкаша.

— Видите ли, пьянство и наркомания — это не аппендицит или инфаркт, которые мало зависят от воли человека. Пьянство — следствие свободы выбора, человек совершенно сознательно и самостоятельно приобщается к этому пороку и по собственной воле расстается с ним. Не случайно наибольшую помощь подобной публике оказывают не медики, а священники и разные другие люди. В психиатрии главное оружие врача — это его личность. Если личность лекаря сильнее личности пьяницы и лекарю удается его отговорить от такого образа жизни, в котором стержнем является водка, то вовсе неважно, кто по профессии этот лекарь. Если человек не намерен избавиться от своего порока, никто не сможет это сделать помимо его воли.

— Так, выходит, я не больной человек?

— Вы больной, болезнь ваша вытекает из вашего образа жизни, который вы сознательно выбрали. Измените образ жизни — и ваша болезнь пройдет. В мире не описано такой наркомании и такого этапа этой болезни, когда сам человек, без всякой посторонней помощи, не смог бы избавиться от пьянства и наркотиков.

— Но ведь вся страна пьет, а среди актеров половина — алкаши.

— Не вся страна пьет, кто-то и работает. А те, кто пьет да не лечится, плохо кончат, страну развалят, через 10–15 лет превратятся в живых трупов, которым на все наплевать. Пьющие же актеры, или врачи, или инженеры в массе своей не алкоголики, как вы, а просто распущенные люди, которых нужно перевоспитывать, а не лечить.

На это Высоцкий ничего не ответил, мы попрощались и более не виделись».

К сожалению, эта встреча ничего уже не могла изменить в судьбе Владимира Высоцкого. Старуха Смерть подошла почти вплотную и протянула к нему свои костлявые руки. «Уйду я в это лето в малиновом плаще», — вывела в те дни рука Владимира Высоцкого пророческие строки.

Но выпадали в те дни и радостные минуты в жизни поэта. В майском номере ленинградского журнала «Аврора» были напечатаны небольшие очерки Вениамина Смехова о своих коллегах по Таганке. Среди имен Зинаиды Славиной, Валерия Золотухина, Аллы Демидовой значилось и имя Владимира Высоцкого. Статья эта настолько тронула израненную душу Высоцкого, что, укладываясь спать, он положил номер журнала на столик рядом с кроватью, чтобы утром снова и снова перечитать две странички малого формата, увидеть свое имя «не латинским шрифтом», как он сам говорил, перечитать вновь слова, продиктованные сочувствием и пониманием.

В те майские дни судьба в последний раз свела вместе Владимира Высоцкого и Олега Даля. Случилось это на квартире поэта на Малой Грузинской, и Н. Галаджева о той встрече писала: «В феврале 1980 года Даль сказал: «Сначала уйдет Володя, потом — я». Они очень редко общались, не сидели в компаниях, не дружили домами, но очень хорошо понимали и чувствовали друг друга. И, наверное, поэтому такими редкими и короткими бывали их встречи. Когда настолько все ясно — говорить трудно. Хочется молчать. Или как тогда, в мае 1980-го, три проведенных у Высоцкого дня слушать его стихи. Давно не слышавший друга, Даль поразился, как сильно вырос и окреп голос поэта. Это была их последняя встреча».

К тому времени Высоцкий все чаще впадал в состояние депрессии, когда его воля отказывалась слушаться его, а разум был затуманен алкоголем. Барбара Немчик, вспоминая его таким, рассказывала: «У него у самого было какое-то чувство безысходности, однажды он сказал мне:

— Знаешь, мне только и осталось, что пустить себе пулю в лоб».

В Париже не находила себе места от той же безысходности поверившая было в лучшее, а теперь разочаровавшаяся Марина Влади. Б. Немчик вспоминает: «При мне Марина звонила, а Володя был в такой плохой форме, что даже не мог говорить… Марина тогда сказала, что пойдет в посольство и сама разведется с ним… И Володя этого боялся… Мне он однажды признался:

— С ней уже не могу, а без нее тоже не могу…»

В конце мая Высоцкий вновь срывается в Париж, но до Марины не доезжает. По словам все той же Б. Немчик: «Он просто пропал в Париже. Он позвонил Марине, что встречать не надо, что он сам доедет… А на другой день она звонит:

— Где Володя? Он не приехал! Я не знаю, где он!

А Володя просто сбежал. Он там тоже выпивал».

В воспоминаниях самой Марины Влади тоже есть строки об этом «исчезновении» Высоцкого: «…однажды ночью — звонок моей подруги. Ты уже несколько часов в Париже — в одном из русских ресторанов, — и дело плохо, надо ехать за тобой. Я бужу Петю — мне нужна помощь. Мы находим тебя на банкетке, обитой красным плюшем, в самом темном углу. С тобой гитара и чемодан, ты похож на отставшего от поезда пассажира.