Федор Раззаков - Владимир Высоцкий. По лезвию бритвы

Любимов:Довольно погано. У меня вспыхнула подагра. Разбогатеть я ведь не сумел, а говорят, что подагра — это болезнь пожилых и богатых людей. Подагра у меня такая, что я даже ходить не мог несколько дней.

Корреспондент:Вы сейчас ставите «Риголетто» во Флоренции?

Любимов:Да, работа идет. Я вот уже должен сдать план режиссерский и сценографию.

Корреспондент:А какая это уже по счету постановка оперы здесь у нас?

Любимов:В СССР я опер пока не ставил. Один балет только с Виноградовым. А здесь поставил уже больше десяти.

Корреспондент:Вы сейчас находитесь в Италии?

Любимов:Да, я там работаю над «Риголетто».

Корреспондент:А если вся эта ситуация продлится надолго, как вы поступите?

Любимов:Мне надо на что-то жить и кормить семью.

Корреспондент:А что бы вам хотелось поставить еще?

Любимов:Мне хотелось бы, чтобы «Борис», который закрыли, шел, и если не там, то здесь. Еще хотелось бы поставить «Бесов», над которыми я работаю уже много лет.

Корреспондент:А это может произойти в ближайшее время или вы сомневаетесь?

Любимов:Думаю, что да. Я не могу пожаловаться на отношение к себе здесь. Оно очень внимательное. Но я хочу работать у себя на Таганке. Я знаю, что им без меня там тяжело. Но я могу только тогда там работать, когда есть хоть какие-нибудь условия для этого. Но когда мне подряд закрывают все мои постановки, то это же бессмысленно — ходить мне в театр и ждать, когда они мне закроют следующую мою работу! Я отрепетировал на 80 % «Театральный роман», но я чувствую, что они это тоже закроют, как закрыли «Высоцкого» и «Бориса».

Корреспондент:А вам не кажется, что ситуация вообще может перемениться?

Любимов:Я надеюсь на чудо. Будет перемена в культурной политике, значит, переменится и моя судьба. Если нет, почему должна перемениться моя судьба? Станет хуже, и не только для меня. Остается надеяться только на разум. Я стараюсь быть оптимистом, потому как это бессмысленно — так разбазаривать свою культуру. Но я не смогу поехать со своими актерами на кладбище завтра утром. Весь театр поедет на могилу поэта, прекрасного поэта, нашего актера, с которым я всю жизнь работал, на могилу Владимира Высоцкого. Очень сожалею, что так сложилась моя судьба. Ни вечера его памяти, ни спектакля его памяти, а только придут люди и будут плакать у могилы. Все это очень грустно…

Юрий Любимов дал это интервью 24 января, а через 16 дней после него, 9 февраля 1984 года, в Москве в кунцевской больнице скончался 69-летний Юрий Андропов. Генеральным секретарем ЦК КПСС стал покладистый Константин Черненко. Все пути назад для Юрия Любимова теперь были практически отрезаны. В театральных кругах пошли гулять слухи о том, что главным режиссером на Таганку будет назначен Анатолий Эфрос. В. Смехов вспоминал: «Множество попыток добиться правды об Эфросе — Москва шумела слухами о его тайном назначении и тайном же согласии. Артистам своего театра на Малой Бронной Анатолий Васильевич ответил: ничего не знаю, чепуха. Алле Демидовой, Сергею Орскому — всем, кто пробовал напрямую узнать, — тот же ответ. После этого театр пишет письмо министру: просим назначить нашего товарища, кинорежиссера Н. Губенко, временным руководителем художественного совета и всей Таганки. Устно отвечено: кандидатура хорошая, работайте спокойно. Начало марта. Приказ об увольнении Любимова. Затем — исключение из партии. Срочный вызов ведущей группы артистов в Главк: обеспечьте спокойствие для дальнейшей жизни театра. 19 марта на спектакле «Товарищ, верь!» (накануне ввода нового главрежа) сама собой произошла церемония прощания с прошлым. После грандиозного успеха пушкинского вечера — объятия и рыдания за кулисами… Первый акт житейской пьесы удался: театр потерял веру. 20 марта в 11 часов — собрание труппы. Для обеспечения спокойствия, для пресечения поступков, которые могут испортить жизнь театру и Юрию Любимову (в соответствии с указаниями начальства), мы попросили всех собраться на час раньше. Логикой и авторитетом ведущая группа убедила возмущенное семейство: никаких реакций, никаких истерик, мы обязаны сберечь самое дорогое — наш репертуар. Только дисциплиной можно достичь доверия руководства, и тогда нам помогут вернуть Юрия Петровича. К сожалению, план был сорван. Мрачная атмосфера, безмолвие народа перед лицом прибывших представителей никого не удивили. Объявлен приказ, директор предоставил слово Эфросу. Умно и обаятельно последний сообщил, что его цель — сохранить все, что он более всего любит и ценит, — дух и творения Юрия Петровича. Но вот, мол, так все случилось, уверен, что мы будем хорошо вместе работать. Будут новые спектакли — другие, чем были у вас, и другие, чем были у меня. Директор спросил: нет ли вопросов, тогда собрание считаю… Не успел. Один за другим выступили несколько человек. Говорили, что сегодня — похороны театра. Спрашивали у Эфроса, как он мог прийти, ни с кем не посоветовавшись. Напомнили ему, что в час его испытаний, пятнадцать лет назад, за него пошли бороться товарищи, а первым среди них был Любимов… Это когда Эфроса снимали с главрежей Театра имени Ленинского комсомола… Эфрос на все вопросы отвечал мягко, печально и одинаково: я вас понимаю, ничего не поделаешь, но поверьте мне, пройдет время, и вы увидите, что все сделано правильно… Я тоже выступил и тоже получил ответ: «Ты прав, Веня, я должен был, наверное, поговорить с теми, кого хорошо знаю, — с Боровским, с Демидовой, с тобой… Я должен был, но… я другой человек. Я люблю работать».

После того как стало известно о назначении А. Эфроса на Таганку, корреспондент русской службы Би-би-си встретился с Юрием Любимовым и взял у него интервью.

Корреспондент:Было ли официальное сообщение о том, что вы уволены из театра?

Любимов:Я получил официальное разрешение лечиться и больше ничего. А эту новость я узнал по телефону. Когда мне позвонили и сказали, что по английскому радио передали весть о том, что меня уволили, я сначала не поверил. Потом я узнал, что артисты моего театра были на приеме у министра культуры Демичева и сказали ему, что боятся за мою судьбу, что на мое место могут быть назначены Эфрос, Захаров, Дунаев и другие, но все они отказываются. Значит, есть еще какая-то солидарность со мной. И вот накануне пришел телекс, что на мое место назначен Анатолий Эфрос, режиссер театра на Малой Бронной. Меня это поразило, так как я подумал: неужели он забыл, как его когда-то выгнали на улицу, и мы все собрались и все-таки его отстояли? Он тогда с группой артистов ушел на Малую Бронную. И вот теперь он согласен на мое место. Мне кажется, что это какое-то недоразумение…