Леонид Млечин - Фурцева

Он оставил подробные воспоминания о своей работе в Москве. Смита предупредили, что в послевоенной России сплошной дефицит, достать ничего нельзя, и большую часть года очень холодно.

Собираясь в дальнюю дорогу, посол с женой закупили часы, ремешки для часов, авторучки, бритвы и лезвия к ним, радио, лампочки, фен для сушки волос, утюги, батарейки, пылесосы, тостеры, чернила, книги, игральные карты, поздравительные открытки, рождественские украшения, скатерти, пепельницы, свечи, замки, пластинки, иглы, вешалки для одежды, мыло, щетки для чистки обуви, оберточную бумагу, открывалки и штопоры, фонарики, спички, термосы, лекарства, салфетки, косметику, заколки для волос, коньки и лыжи, теннисные ракетки и мячи, а также подарки для будущих дней рождения…

Все, у кого были друзья в Москве, попросили посла что-то прихватить для них. В результате самолет был забит припасами, включая свечи для алтаря небольшой католической церкви, которую открыли в Москве в соответствии с договоренностью президента Франклина Рузвельта и наркома иностранных дел Максима Литвинова…

«Мое первое впечатление — серость, — рассказывал Смит. — Москва хуже всего выглядит ранней весной, когда покрытый сажей и грязью снег оседает и город становится тусклым и однообразным. Одежда москвичей напомнила мне Пекин зимой… Многие дома в очень плохом состоянии, хотя я не видел следов серьезных бомбардировок, как в Лондоне и Берлине…»

Жизнь в Москве недавнему армейскому офицеру показалась более трудной, чем в разрушенной и оккупированной Германии, где он прежде служил. Первая проблема возникла из-за завтрака. В штате Индиана, где вырос Смит, к завтраку относятся серьезно. Это пара яиц и солидный кусок ветчины. Когда посол и его жена приехали в Москву, существовала карточная система. Послу полагалось пятнадцать яиц в месяц. Его жене, хотя в Советском Союзе говорили, что женщины и мужчины равноправны, полагалось только десять. На рынке яйца стоили безумно дорого. Смиты решили купить несколько кур, чтобы обеспечить себя яйцами.

«Это легко сказать, но трудно сделать, — вспоминал посол. — В Советском Союзе нельзя просто сесть в машину, поехать на ферму и купить цыплят. Такие операции можно провести только через правительство, а бюрократические пути медленны и сложны. Обратились в Бюро по обслуживанию иностранцев. Наш запрос переадресовали в Министерство сельского хозяйства. Сотрудник министерства в сопровождении машины с охраной повез нас по Ярославскому шоссе на птицеферму, где нам устроили ужин с водкой и шампанским. Цыплята были доставлены в Спасо-хаус, и моему примеру последовали другие послы».

В декабре 1947 года продовольственные карточки отменили, дипломатические лавки закрыли. Иностранцам предстояло покупать продукты в обычных магазинах и на рынке. Американки испытали шок, познакомившись с ценами в московских магазинах. Они были просто невероятно высоки для людей, живущих на зарплату.

«Мы организовали кооператив, — рассказывал посол, — и стали заказывать консервированные продукты в Америке. Всякий раз, когда посольский самолет прилетал из Берлина, он привозил продовольствие. А вот когда правительство ввело ограничение на ввоз беспошлинного продовольствия, всем пришлось покупать еду в дорогих московских магазинах. Гражданам Америки с супермаркетами и дешевыми магазинами на каждом шагу трудно представить себе условия жизни в Москве, где полностью отсутствуют вещи повседневного обихода, которые мы воспринимаем как данность…

Немногие в Соединенных Штатах понимают, как тяжело приходится русскому человеку трудиться, чтобы заработать то немногое, что он получает, и какое давление на него оказывается, чтобы он увеличивал продолжительность и напряженность труда. Советскому рабочему приходится работать почти пять часов, чтобы заработать на дюжину яиц, американскому рабочему — тридцать восемь минут. Ради пачки сигарет советский рабочий трудится два часа, американский — четыре минуты. На пару мужской обуви американец заработает за полчаса, советский за сто четыре часа».

В отличие от американских дипломатов и их семей москвичи не имели возможности создать кооператив и заказывать продукты там, где они подешевле…

Лучше всего о трудностях жизни в столице были осведомлены чекисты. В 1946 году начальником управления МГБ по Московской области стал генерал-майор Иван Иванович Горгонов. Прежде он служил у Абакумова в Главном управлении военной контрразведки СМЕРШ, возглавлял первый отдел (агентурно-оперативная работа в центральном аппарате Наркомата обороны). Став министром госбезопасности, Абакумов доверил Горгонову ключевой пост — руководить госбезопасностью в столице.

Тридцать первого декабря 1946 года генерал Горгонов отправил министру Абакумову спецсообщение о настроениях в столице:

«Военной цензурой при обработке корреспонденции, исходящей от населения г. Москвы в адрес военнослужащих Советской Армии, с 27 ноября по 28 декабря 1946 г. зарегистрировано 1186 писем, содержащих жалобы на продовольственные затруднения…

„Моя жизнь хуже твоей: картошку без масла кушаю два раза в день, кусочек хлеба граммов сто, ибо на себя не получаю ни одного грамма, безработная…“

„Я работать не могу, у меня совершенно отнимаются ноги и спина. Собираю кусочки в булочной, но очень гоняет милиция…“

„Мы с Аней живем в ужасных, условиях — голодаем. Аня пухнет, болеет, не учится. Я сама больная, нет ни сил, ни энергии…“

„Питаюсь неважно, кушаю одну картошку и хлеба 400 г, и вот моя еда — ни сыт, ни голоден. Едва ноги таскаю. Мы с этого пайка должны умереть. Взять негде, и денег нет“:

„Что на карточку получаем, то все продаем. Продаем, а на эти деньги хлеб выкупаем. По 300 г хлеба съедаем, а варева не потребляем…“

„У нас есть только один хлеб. Много на хлебе не. проживешь. Картошка на рынке 10 руб. килограмм. Купить картошку можно раза два в месяц, а потом клади зубы на полку…“

„Все время варят капусту да турнепс, который готовили для скота. Спасибо тому, что получаем хлеба 650 г на день, только этим и живем, то есть существуем. На одном хлебе тоже долго не будешь существовать…“

„Все так стало дорого, просто ужас. Маме теперь не стали давать рабочую карточку, она стала получать служащую. В общем, мы на двух карточках живем вчетвером. Идем в школу голодные и приходим из школы — есть нечего…“»

Московские власти пытались скрасить жизнь горожан, но располагали довольно скромными возможностями. 31 марта 1947 года Георгий Попов в роли председателя исполкома Моссовета подписал распоряжение об открытии коктейль-холла в доме 32 по улице Горького. Это местечко станет знаменитым на всю страну и будет увековечено в литературе. Коктейль-холл был зримым свидетельством новой жизни. Впрочем, многие воспринимали его как гнездо разврата.