Николай Михайловский - Таллинский дневник

...Мы сидели с Горальдом Карловичем Плиером. За маленьким столиком, пили душистый, по-эстонски добросовестно сваренный кофе, а над Таллином проходил золотой, прозрачный и солнечный август.

- Этот тральщик, - говорил, улыбаясь, Горальд Карлович, - я даже не знаю, как это сказать, это чудо было в моей жизни. Если бы я мог, я бы памятник ему поставил. Почему есть памятники - танки, а памятники корабли большая редкость?

"Четвертый бастион"

Кронштадтские форты, корабли, собравшиеся на Неве в огромный артиллерийский кулак, и сто тысяч моряков, сошедших с кораблей на землю, стояли на самых трудных рубежах. Стояли насмерть!

...В те дни Кронштадт называли "огневым щитом Ленинграда". И действительно, кронштадтские форты вместе с боевыми кораблями помогли нашей армии остановить фашистов у стен Ленинграда. Вот почему фашисты хотели сломить Кронштадт, потопить боевые корабли... Каждый день с рассвета волнами - одна за другой - летели на Кронштадт пикирующие бомбардировщики.

У нас было мало самолетов-истребителей, и они не могли отразить все воздушные атаки противника.

Пикировщики старались обходить форты - там очень сильная зенитная оборона. Окружным путем они прорывались к гавани и нацеливали свои удары на боевые корабли.

Два дня, 22 и 23 сентября, бомбы взрывались в гавани. Туго приходилось нашим зенитчикам. Стволы корабельных орудий раскалялись от непрерывной стрельбы. Трудно было нашим морякам отбиваться от самолетов, наседавших со всех сторон. В один из этих дней наш флот постигло большое несчастье: бомба весом около тонны попала в линкор "Марат".

Все это произошло мгновенно. Сразу после удара ошеломляющей силы, когда столб воды вместе с обломками корабля, поднятый взрывом выше мачт, снова обрушился вниз на палубы, мы увидели, что у линкора нет носовой части. Она вместе с мостиком, надстройками, с орудийной башней и людьми, находившимися в эти минуты на боевых постах, в задраенных отсеках, оторвалась от корабля и была похоронена в пучине, на дне гавани. Разрушенные переборки быстро заполнялись водой.

Прибежали мы на пирс и обмерли при виде обрушившихся мачт, скрюченного металла и палубы у самой воды.

Сердце холодело при мысли, что на глубине похоронена боевая рубка и в ней смерть настигла командира корабля Павла Константиновича Иванова, артиллеристов Константина Петровича Лебедева, Леонида Николаевича Новицкого, любимца команды комиссара корабля Семена Ивановича Чернышенко и многих, многих...

Вместе с ними погиб писатель, редактор многотиражки "Маратовец" Иоганн Зельцер.

Горе было для всего флота - огромное горе. О моряках "Марата" и говорить не приходится, что в эти дни они пережили...

На смену павшим пришло пополнение. Среди "новичков" оказался раньше служивший на "Марате" старый моряк Владимир Васильев, назначенный командиром корабля, - смелый, решительный, сразу завоевавший симпатии людей, а также комиссар Сергей Барабанов, после гибели Чернышенко словно самой судьбой посланный ему на смену и даже во многом похожий на него.

На "Марат" Барабанов приходил уже по "третьему кругу": начинал службу в феврале 1922 года, в числе первых комсомольцев-добровольцев Красного флота, позже был пропагандистом. И вот снова на родном корабле...

Как и многое на войне - это случилось неожиданно. Он, лектор Главного политуправления Военно-Морского Флота, частенько приезжал из Москвы на Балтику для выступлений на кораблях и в частях. Это была не только его профессия, но и истинное призвание.

Барабанов говорил просто, сам увлекался и увлекал моряков. Касался ли он международного положения, народнохозяйственных планов страны или задач, которые стоят перед нашим флотом, - это был неизменно живой, доверительный разговор, что всегда так ценят люди...

Одним словом, он был талантливый пропагандист. Вряд ли могло прийти ему в голову, что он окажется в должности комиссара линкора. Впрочем, чего тогда не случалось! Как показала жизнь - это было мудрое решение; на израненном корабле больше всего требовался человек, способный поднять моральный дух людей, ободрить их, вселить веру в себя, и для этой роли, как никто другой, подходил Барабанов.

Немцы считали, что от одной хворобы избавились - "Марат" больше не существует. А в эхо самое время новый командир корабля Васильев и комиссар Барабанов подняли людей на то, чтобы в самый короткий срок ввести в действие дальнобойные орудия корабля и превратить "Марат" в маленький форт, еще один бастион на острове Котлин.

Готовя к новым боям артиллерию, неустанно думали о защитных средствах, поскольку "Марат" оставался неподвижным, "прирос" к "Рогатке" и превратился в мишень для немецких батарей, находившихся на южном берегу залива - в Стрельне, Петергофе. Наблюдатели могли в бинокль видеть корабль и бить по нему прямой наводкой. Тут-то и родилась мысль о второй броне. Но где достать броневые плиты? Не разоружать же другие корабли? Кто-то предложил пустить в дело гранитные плиты, два века служившие покрытием мостовой. И начался аврал. Матросы поднимали плиту, на тележке подкатывали к кораблю, а там ее укладывали, защищая самые уязвимые места, чтобы вражеские снаряды не причинили вреда ни снарядным погребам, ни орудиям, ни команде.

И вскоре снова послышались басовые голоса пушек "Марата". В самые критические дни вражеского наступления они вели ураганный огонь по немецким войскам, пытавшимся по южному берегу залива прорваться к Ленинграду. В ответ сыпались снаряды, ударялись о плиты, дробили гранит, и все тут. А техника и люди оставались целы-невредимы.

Заодно расскажу и о том, что было дальше. Надвигалась блокада. Топлива на корабле - несколько десятков тонн. И в порту говорят: "Не хватает нефти даже для плавающих кораблей".

- Без топлива у нас выйдет из строя энергетика, тогда и стрелять не сможем, - доказывают "маратовцы".

- Никто вам не поможет. Сами ищите выход из положения, - твердо заявили портовики.

Ну что ж делать. Стали думать, советоваться. И тут неожиданно комиссару корабля пришла мысль - обойти все баржи, законсервированные корабли и собрать остатки топлива. И пошли моряки с ведрами, банками, бачками. Идея оказалась правильной, только нефть была с примесью воды. Тут опять же сметку проявил Барабанов: он вспомнил Баку в годы разрухи. Там женщины вот так же ходили с ведрами за нефтью: бросят тряпку в воду - она быстро напитается нефтью, ее тут же выжимают в ведро. Глядишь - чистая нефть. На корабле приняли эту "методу", и, облазив все гавани, моряки таким способом за короткое время сделали солидный запас нефти.

Кто-то "капнул" в прокуратуру: на "Марате" неоприходованная нефть. Там рьяно взялись за "нарушителей", завели "дело" на командира и комиссара. В Кронштадте пронеслась молва - судить будут по законам военного времени.