Макар Бабиков - Отряд особого назначения. Диверсанты морской пехоты

Перед Иркутском зеленый таежный океан все чаще и чаще стали сжимать горы, поезд то шел на подъем, то нырял в узкие расщелины между высот. Наш эшелон приближался к краю гор. Вспомнились давно слышанные непривычные названия — пади, распадки, сопки. Загадочная, немного романтическая страна, оставшаяся в памяти по книгам Арсеньева и Фадеева, по песням о партизанах, трех танкистах и зорких пограничниках, бежала нам навстречу.

Хотелось увидеть воспетый людьми несравненный Байкал, на котором баргузин разгоняет морскую волну. Дорога огибала западное побережье озера почти у самого уреза воды. И как только поезд останавливался, вынырнув из очередного туннеля или собираясь заскочить в следующий, — мы выпрыгивали из вагонов и бежали к его чистой, хрустальной воде. Погода стояла тихая, и озеро было зеркально гладким. Купаться не рисковали, вода была еще холодная, но пили ее до боли в зубах, умывались про запас, зная, что впереди еще много песку, пыли и копоти.

Проехали Улан-Удэ — родину наших разведчиков Михаила Калаганского и Степана Горбунова. Потом в стороне остался Благовещенск, в котором живет Иван Баринов, потерявший зрение в одной из набеговых операций нашего отряда в Варангер-фьорд.

Перед Хабаровском ребята как-то подтянулись, сгрудились у окон и в дверях, чтобы посмотреть на эту неофициальную столицу дальневосточного края. Перед нами знаменитая Волочаевка, красавец мост через Амур, могучая полноводная река. Где-то тут, в Хабаровске, на Амурской флотилии служат наши ребята, раньше нас выехавшие на восток, — Андрей Залевский, Виктор Братухин и Валерий Коротких.

И поезд наш повернул к югу, к Владивостоку.

Двенадцатого июня мы добрались, наконец, до цели.

Перед нами — огромный океан, ворота в мир далекий, таинственный и никем из нас еще не изведанный.

На первое время отряд расположился в большом старинном особняке. Наше жилье оказалось в центральной, самой людной части города. Владивосток той поры вовсе не походил на виденные нами города и селения на западе страны, сожженные и разоренные губительной войной. Это было заметно во всем, даже в том, как были одеты люди. За многие годы привыкнув к светомаскировке, мы чувствовали себя как бы выставленными напоказ на залитых светом вечерних улицах. Три года в Полярном отряд жил в растрясенной взрывом, но устоявшей половине дома, а другая его половина была начисто разрушена фашистской бомбой. Стекла не было, и все окна пришлось наглухо зашить досками. Так выглядел не только наш дом. Если где и сохранилось стекло в рамах, то оно было или укрыто деревянными щитами, или заложено мешками с песком.

А здесь на улицу глядели своими глазищами огромные витрины магазинов, за зеркальным стеклом ярко горели люстры и лампы. Торговали магазины, были и такие, в которых многое можно было купить по коммерческим ценам. А мы уже давно отвыкли от покупок, много лет не бывали в магазинах. Все получали по нормам от интендантства. Тут вечером можно зайти в ресторан и заказать на ужин блюдо по вкусу, правда, по довольно высокой цене. И совсем уж нашему глазу казалось необычным обилие людей, одетых не в военную форму. На нашей отдаленной базе на севере всегда было мало гражданского населения. А в войну в прифронтовой зоне в штатской одежде красовались лишь заезжие артисты да делегации от шефов с заводов.

Даже женщины и девушки, которым по натуре не свойственно однообразие в одежде, в Полярном сплошь носили фланелевки, шинели и сапоги. И то не было данью моде военного времени. Почти все они служили. А кто служит, того учат носить и почитать форму.

Владивосток — другое дело. Тут мы растворились среди многих тысяч горожан. Хоть и много в городе военных моряков, но матросов торгового флота, рыбаков, рабочих порта, городских заводов и фабрик еще больше.

И все же Владивосток — город военный. Не только потому, что это главная база флота. Но уж и воздух тут стал каким-то предгрозовым, во всем чувствовалось приближение развязки. Горожане все более видели, что они накануне тревожного испытания. Даже вечером в парке или на улицах люди хоть и гуляют, но нет беззаботного смеха и безмятежного веселья. В город прибывали все новые и новые солдаты и матросы. На восток двинулись многие тысячи людей.

Прибавлялись не только люди. В обширной акватории Золотого Рога и множества окрестных заливов собиралось все больше и больше кораблей. У причалов становились на швартовы новые торпедные катера, «морские охотники», в бухте стояли «на бочках» тральщики, сторожевики, фрегаты. Все они уже не умещались на главной базе, да и держать такое обилие скученно в одном месте было небезопасно. И их «распихивали» по многочисленным базам обширного побережья.

Первые дни нашей владивостокской жизни ушли на приемку пополнения. А точнее было бы сказать, если подходить к делу чисто арифметически, то мы пополнили тихоокеанский отряд. Только одну треть в новом отряде составляли северяне. Но этой, меньшей доле надо было стать притягательным ядром, с которым воедино слились бы молодые восточники. По флотским понятиям, они все были «зелеными», «салажатами» — служили на флоте всего лишь по году, по полтора. И никто из них не «нюхал пороха». Только один Дмитрий Соколов успел уже немало повоевать. В партизанском отряде на родной ему новгородской земле прошла его юность. К нам он пришел двадцати летним, а китель его украшен Золотой Звездой, орденом Ленина, орденами Красного Знамени и Отечественной войны. Да еще медалей целый ряд.

В разведотделе произошла радостная встреча: объединять нас с тихоокеанским отрядом командование отдела поручило подполковнику Инзарцеву. Он подбирал на кораблях и в частях флота будущих разведчиков и формировал из них первый такой отряд на востоке. Николай Аркадьевич — наш давнишний боевой товарищ. Еще в первый год войны он командовал нашим отрядом на севере. Мы хорошо его знали и помнили. При нем Леонов был и рядовым бойцом, и командиром отделения. И я пришел в разведку при Инзарцеве. С ним мы прошли большую и трудную школу, немало походили по вражеским тылам. И вот теперь мы вновь встретились. Позже, когда разыгралась война у тихоокеанских берегов, Инзарцев сходил с нами в последний боевой поход.

Среднего роста, плотный и крепкий, этот горьковчанин пришел на флот еще в начале тридцатых годов. С первыми подводными лодками приплыл с Балтики на север. Перед войной был флагманским физруком бригады подводных лодок. Физическая закалка его вызывала у матросов почтительное уважение. Он многие годы занимался штангой и был одним из лучших тяжелоатлетов флота. Даже теперь, уже давно на пенсии, полковник в отставке Инзарцев выглядит все еще моложаво и сохранил свою спортивную фигуру. Живет он в Севастополе.