Макар Бабиков - Отряд особого назначения. Диверсанты морской пехоты

Еще по дороге с запада и в первые дни после приезда во Владивосток мы много думали и советовались между собой о том, как быстрее обучить боевым навыкам совсем не обстрелянных молодых тихоокеанцев, как успеть самим за короткое время освоить новый театр военных действий, приготовиться к войне в непривычных условиях. Все склонялись к тому, что надо хорошенько изучить топографию тамошних мест, особенно ближайшего побережья, прикинуть, сколь пригодна для высадок береговая полоса, постараться овладеть неприятельским оружием, иметь представление о внешнем виде и обмундировании солдат и офицеров вероятного противника, оттренировать как следует новичков для десантирования, отработать умение скрытно ходить пешком на большие расстояния, достигнуть хорошей физической закалки и выносливости всех разведчиков. В обучении одинаково нуждались все — и северяне и восточники. Североморцам здешние условия были совершенно непривычны. Пути-дороги в разведку тут могли пролегать через города и большие поселения, проходить возле крупных предприятий. В боевом походе будет трудно миновать местных жителей, плотно осевших на прибрежных землях. В отличие от голых заполярных скал здесь в горах и в долинах густые леса. Там мы мокли, мерзли, зарывались в снегу. Здешнее солнце так нещадно печет, будто старается прогреть нас до печенок за многолетнее вымораживание на севере.

А молодое наше пополнение, привыкшее к здешней природе и климату, совсем не имеет боевого опыта, почти никто из них даже выстрела из вражеской винтовки не слыхал.

И по возрасту они молоды, служат на флоте всего по году, по полтора.

После споров и обсуждений составили хорошую программу специальной подготовки. Командование разведотдела ее одобрило, и занятия сразу же начались.

Много часов мы, подобно ювелирному мастеру, вооружившись лупой, провели, рассматривая аэрофотоснимки чужого побережья, учились их дешифровывать. Подробные топографические карты раскрывали перед нами береговую полосу, показывали доступные и труднопроходимые места. По ним мы прикидывали наиболее возможные маршруты движения. В наших руках были справочники о селениях, о жителях, о их имущественном состоянии. Мы могли почерпнуть сведения, к кому можно обратиться за содействием, а к кому нельзя совать носа. Таких материалов у нас на севере в первые месяцы войны, конечно, не было, больше приходилось добывать самим.

В недалекой лощине часами гулко трещали автоматы, басовито отстукивали пулеметы: матросы учились метко стрелять из того оружия, с которым неминуемо вскоре придется идти в бой. Каждому хотелось выверить надежность своего автомата.

Надували резиновые шлюпки и то по двое, то вшестером учились ходить на них и в штиль и при накатной волне, которая нередко опрокидывала шлюпку у берега. И десантнику ничего не оставалось, как вброд добираться до суши, срываясь со скользких камней, цепляясь за водоросли, таща за собой шлюпку.

Не так легко приучить себя прыгать со шлюпки в воду: и мокнуть не хочется, и не сразу определишь — глубоко ли до дна. А надо. Противник ведь любезно не выложит трап, чтоб ты не замочил свои ножки. И ребята учились, не задумываясь, прыгать в синеву залива.

Доберешься мокрый до берега — и там не лучше. С тебя течет, в сапогах чавкает вода, а тебе надо либо бежать в гору, либо ползти на животе по грязи, по глине, которая разбухла от дождей и стала такой вязкой, что едва отрываешь от нее то локти, то колени.

Только доберутся матросы до сопки, а тут новая команда: спуститься вниз и бегом одолеть ее снова. Стоит духота, от земли идут обильные теплые испарения. И пока взбежишь на сопку — мокрый, будто тебя окунули в кадку с водой. Ребята взмокли, устали, дышат тяжело, прерывисто. Дашь небольшой перекур — и снова марш. Рюкзак на спине, автомат на шее — и цепочкой в чащу, в кустарник, в высокую непролазную траву.

И так день за днем.

У меня разболелась нога. Пролежал неделю в кубрике, не выдержал, поднялся и пошел с костылем на занятия. Бегать сам не могу, но команды ребята слушают и как исполняют их — вижу.

Станет погода уж очень ненастной или наступит вечер — соберутся матросы в кубрике, рассядутся за столы или на койках, и пошел разговор то о прежних операциях, то о том, что нового почерпнули из присланных разведотделом пособий. А материалов — только успевай читать.

Передавая нам справочники о странах бассейна Японского и Желтого морей, знакомя с картами, схемами и фотоснимками, офицеры разведотдела все больше обращали наше внимание на изучение восточного корейского побережья. Не называя прямо места будущей высадки, командование уже в те дни исподволь стало готовить нас к действиям на корейской земле.

На глубоко вытянувшемся в море полуострове издавна сложилось Корейское государство, с трех сторон оно омывается морями. Лишь меньшая часть страны углом вдается в материк на севере. Море — преграда, естественный рубеж, оберегающий страну. Не всякий сможет переплыть его и проникнуть в эту приморскую державу. И в то же время морское побережье оставляет наиболее широко распахнутые ворота в этот благодатный край: охранять столь протяженную береговую полосу можно только большими морскими и сухопутными силами.

Нам, десантникам, это обстоятельство приходится учитывать как первостепенное. Но берега, особенно восточные, для десантных операций неудобны, они гористы и обрывисты, имеют мало бухт и хороших подходов. В стране множество гор, некоторые вершины достигают высоты полутора и даже двух километров. Горы вплотную подходят к побережью и как бы спускаются в море.

О богатстве гор и лесов этого восточного края нам немало приходилось читать и слышать и раньше. Но теперь мы вчитывались в описание природы уже не столь отвлеченно, как в школе, а смотрели с точки зрения пригодности для похода в разведку: где можно хорошо укрыться и через какую чащобу не проберешься. Лесов на севере Кореи много, особенно в горах и в удалении от побережья. Они тут густые, переплелись и перевились между собой. Суровая, почти непроходимая тайга перемежается лиственными рощами, и чем дальше к югу, тем все более переходит в сплошные заросли вечнозеленых и субтропических растений. Разнообразие древесных пород богатейшее. Двигаясь с севера на юг Кореи, можно наблюдать как бы смешение привычной нам русской природы с буйной южной. Близкое сходство с северной корейской растительностью нам пришлось видеть на сопках и в долинах Приморья во время наших учебных походов. На севере больше всего растут аянская и сибирская ель, серебристая пихта, даурская лиственница. Встречаются тут черная и каменная береза, и монгольский дуб, и амурская рябина. Можно увидеть здесь и приглядевшуюся нам, россиянам, осину. Ближе к восточному побережью сохранились рощи могучего дуба, есть корейский клен, а по соседству с ним уживаются ясень и липа.