Анатолий Добрынин - Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]

Своими практическими шагами мы невольно подыгрывали тем в США, кто активно культивировал „образ врага", утверждал, что для борьбы с ним необходимы сплочение нации и высокая военная готовность страны, невзирая на огромные расходы. Этим непрерывно и занимался Пентагон.

В свою очередь, эскалация военных расходов стала сказываться на внутреннем положении СССР. В конце 70-х и начале 80-х годов у нас появились признаки застоя в экономическом и социальном развитии страны. Это породило во влиятельных кругах США дополнительное искушение продолжать оказывать максимальное экономическое, политическое, психологическое и военное давление на СССР, продолжать гонку вооружений и таким путем существенно тормозить развитие СССР, а значит, и ослаблять его международные позиции.

Разрядка все больше и больше уходила в прошлое.

Еще одно немаловажное обстоятельство. Западные политические деятели, воспринимали Брежнева в 1970–1974 годах, как человека, который был в состоянии вести международные дела и переговоры и который стремился к миру и договоренностям. Во второй половине 70-х годов иностранные руководители, встречавшиеся с Брежневым, видели перед собой уже иного человека. Это хорошо осознавали и мы, советские дипломаты, во время эпизодических поездок в Москву по служебным делам. Брежнев дряхлел, меньше интересовался происходившими в мире событиями. Он отходил от прямого участия в процессе формирования позиций в важнейших переговорах, в том числе и по ОСВ, хотя окончательное их утверждение впрочем, довольно формально — происходило по-прежнему под его председательством. Брежнев уже не был в состоянии давать прежние волевые импульсы в пользу разрядки, и это также ускорило ее закат. А разрядка, надо сказать, в немалой степени была движима личными амбициями Генерального секретаря, как и американских президентов.

В этой связи надо особо отметить важность личных встреч на высшем уровне, как последней инстанции, на которой принимались наиболее важные решения. К сожалению, за исключением периода президентства Никсона, в обеих столицах недостаточно признавали необходимость регулярных встреч для более откровенного обмена мнениями и возможного взаимного учета взглядов и интересов.

И последнее соображение. Демонтаж разрядки во многом зависел от взаимного недопонимания ее критической связи с внутренней ситуацией, общественной атмосферой, возникшей в обеих странах.

Приход к власти президента Картера в 1977 году в силу ряда объективных и субъективных причин сопровождался значительными осложнениями и обострениями в советско-американских делах, неудачными попытками администрации практиковать выборочную или дозированную разрядку.

Неоправданная задержка с завершением договора об ОСВ-2 (который так и не был ратифицирован американской стороной), публичная конфронтация вокруг вопроса о правах человека, переключение внимания Картера на другие проблемы, включая активизацию связей с Китаем, отодвигали советско-американские отношения назад по шкале внешнеполитических приоритетов Белого дома, в то время, как сохранялось усиленное идеологическое и политическое давление на СССР с целью добиться изменений в его внешней и внутренней политике. Действия Картера, рассматривавшиеся советским руководством как прямое вмешательство во внутренние дела СССР, вызывали особое раздражение в Москве.

Все это — в сочетании с бурным ходом событий в развивающемся мире в 1977–1979 годах при одновременном неоправданном конфронтационном вовлечении в них обеих великих держав и, наконец, советская интервенция в Афганистане — знаменовало развал политики разрядки в советско-американских отношениях и возвращение „холодной войны". Не скрою, наступивший новый период в советско-американских отношениях вызвал у меня, как посла и просто гражданина, непростые размышления. Главное, надо было понять, что же является эпизодом в этих отношениях — разрядка напряженности или конфронтация, чреватая даже военным столкновением? Будущее выглядело неопределенным и опасным.

Беседа наедине с президентом Р.Рейганом, Белый дом. Апрель 1986 года

Президентство Рональда Рейгана было по-своему уникальным в советско-американских отношениях. В то время как в США пришел новый энергичный лидер, только что одержавший убедительную победу на президентских выборах, в Советском Союзе с 1981-го по 1985 год сменялись высшие руководители: Брежнев, Андропов и Черненко. Правда, в целом в отношении США все они исходили из убеждения, что необходимо избегать риска ядерной войны и что минимальное сотрудничество отвечает интересам как СССР, так и США. Они стремились к более регулируемым и предсказуемым отношениям с новой администрацией и в этой связи проявляли серьезный интерес к переговорам об ограничении вооружений и, образно говоря, к установлению определенного „военного детанта" между обеими странами, поскольку восстановление „политического детанта" явно не удавалось. В течение 1981-го и 1982 годов Советское правительство продолжало выступать в пользу диалога с американской администрацией. Делалось это не только в публичных заявлениях, но и путем негласных дипломатических контактов, в которых мне приходилось принимать непосредственное участие.

Однако в первые годы правления Рейган отказывался от конструктивного диалога или взаимодействия с СССР. Стремление к военному превосходству и к возобновлению активного идеологического противостояния с нашей страной — таковы были две составные части его политики. Первые четыре года его президентства характеризовались засильем воинствующей идеологии, окончательным развалом процесса разрядки, которую новый президент открыто отвергал, заменив ее конфронтацией, ростом опасной напряженности в отношении между двумя сверхдержавами. Тут были и объявленный Рейганом яростный „крестовый поход" против „империи зла", и программа „звездных войн", и лихорадочное наращивание новых видов вооружений. За первые пять лет пребывания у власти Рейгана бюджет Пентагона вырос вдвое. Государственный долг США перевалил за 2 трилн. долларов.

Все это — во имя провозглашенной администрацией стратегии „прямого противоборства" с Советским Союзом на глобальном и региональных уровнях. Был взят курс на ломку военно-стратегического равновесия. Стремление Белого дома к военному превосходству явно отодвигало назад любую перспективу конструктивных переговоров и договоренностей по ограничению вооружений. А эти переговоры всегда были своеобразным барометром наших отношений.