Анатолий Добрынин - Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]

Ввиду этого Советское правительство и правительства союзных стран приняли совместно решение удовлетворить просьбу правительства ЧССР об оказании братскому чехословацкому народу необходимой помощи. Соответственно советские воинские подразделения получили указание вступить на территорию Чехословакии. Разумеется, они будут незамедлительно выведены с территории ЧССР, как только создавшаяся угроза безопасности будет устранена.

Мы хотели бы, чтобы президент Джонсон знал, что наши шаги, предпринимаемые по просьбе чехословацкого правительства, продиктованы всецело заботой об укреплении мира и ни в коей мере не затрагивают государственные интересы США или любого другого государства. Мы исходим из того, что происходящие события не должны нанести ущерба советско-американским отношениям, развитию которых Советское правительство, как и прежде, придает большое значение".

Президент Джонсон внимательно выслушал сделанное мною сообщение, однако, видимо, не сразу оценил важность случившегося, так как, к моему удивлению, никак не реагировал на такое известие. Он лишь поблагодарил за сообщение и сказал, что, видимо, завтра утром он обсудит с Раском и некоторыми другими советниками это сообщение, и в случае необходимости нам будет дан ответ.

Затем Джонсон перешел к другому, больше интересовавшему его вопросу. Он сказал, что ожидает нашего ответа относительно возможности опубликования завтра в 10 часов утра по вашингтонскому времени сообщения о своем визите в Советский Союз, о чем пару дней назад достигнуто принципиальное согласие.

Президент добавил, что он уже пригласил некоторых своих друзей на завтрак в Белый дом с тем, чтобы сделать затем перед корреспондентами важное сообщение о своем визите. Джонсон просил дать ему ответ не позже утра (8–9 часов) с тем, чтобы он все же смог успеть сделать это сообщение.

Оживленный Джонсон далее сказал, что он придает большое значение своей предстоящей встрече с советскими руководителями и надеется обсудить с ними ряд важных вопросов, включая Вьетнам и Ближний Восток. Джонсон заметил при этом, что ныне он „будет более свободен в своих действиях", надеется на определенные результаты от этой встречи.

Президент предложил затем выпить виски (я был готов в этот момент выпить что угодно) и стал рассказывать разные занимательные эпизоды из истории Техаса, на что он был большой мастер.

Президент явно не придал большого значения трагическим событиям вокруг Чехословакии, сделав в нашей беседе основной упор на свою предстоящую поездку в СССР. Но Уолт Ростоу, который был единственным свидетелем этой встречи, наоборот, сидел „мрачнее тучи", хотя и не пытался перебивать президента.

Джонсон тепло попрощался со мной, напомнив еще раз, что он ждет нашего ответа насчет завтрашнего объявления о его визите в СССР.

Доложив в Москву о встрече с президентом, я порекомендовал срочно дать положительный ответ на его обращение, хотя от себя и добавил, что Раск и Ростоу, несомненно, сделают все, чтобы быстро убедить президента переоценить ситуацию.

Члены Политбюро совсем не ожидали такой „мирной" реакции президента и сразу же высказались за то, чтобы согласиться с публикацией сообщения о его поездке в СССР. Буквально через несколько часов я получил это согласие. Однако события развивались еще быстрее.

Поздно ночью того же дня меня пригласил к себе госсекретарь Раск. Он сказал, что только что вернулся с совещания в Белом доме и что президент просил через меня передать Советскому правительству следующий ответ:

„Мы получили Ваше сообщение с большой озабоченностью. В нем есть несколько пунктов, которые нас озадачили, поскольку у нас нет адекватной информации. Во-первых, нам непонятна ссылка на просьбу правительства Чехословакии в свете радиопередачи из Праги, в которой говорится, что силы Варшавского пакта вступают в Чехословакию без ведома президента Чехословакии, президента Национального собрания, премьера и председателя Компартии Чехословакии. Во-вторых, нам непонятна ссылка на внешние силы агрессии, выступающие против существующего порядка в Чехословакии. У нас нет никакой информации, которая подтверждала бы мысль о том, что какая-либо не социалистическая страна была, или сейчас вовлечена в это, или замышляет какую-то агрессию против Чехословакии.

Наконец, мы чувствуем, что должны еще раз взвесить вопрос об объявлении относительно возможной встречи между нашими лидерами, и мы свяжемся с Вами по этому вопросу".

Раск зачитал это сообщение по имевшимся у него рукописным заметкам. Он добавил затем, что последняя часть (о встрече лидеров) касается лишь вопроса о возможности объявления о такой встрече, но что это не является изменением позиции правительства США в отношении самой такой встречи.

Самым важным в этом ответе было то, что Джонсон, несмотря на последние события, все еще надеялся на встречу в Москве!

В целом Раск держался довольно спокойно, но ясно было видно, что он совсем не одобряет нашу акцию в Чехословакии и сделает все, чтобы убедить в этом и президента Джонсона.

23 августа я снова посетил Раска по его приглашению. В неофициальном плане он расспрашивал „об истинных причинах" ввода войск в Чехословакию, который, как признал госсекретарь, явился для них полной неожиданностью. Раск заметил, что, когда у президента обсуждалось раньше положение в Чехословакии, он „был готов даже держать пари", что СССР не введет свои войска.

Затем он довольно неожиданно спросил: „Не стоит ли сейчас на очереди Румыния? Это было бы уж слишком много, и американское общественное мнение было бы тогда трудно контролировать". Раск сообщил, что сегодня президент собрал около 20 лидеров конгресса. „Президенту пришлось нелегко на этом совещании", его критиковали за мягкость реакции.

Президент Джонсон, продолжал Раск, с самого начала своего президентства — возможно, этому далеко не всегда верили в Москве — стремился („такая у него была и осталась навязчивая идея") к тому, чтобы заметным образом улучшить отношения с СССР. В последнее время он уделял большое внимание вопросу ограничения гонки ядерных вооружений и соответствующим переговорам с СССР, будучи убежденным, что это является сейчас и на ближайшие 5-10 лет самой важной проблемой.

Президент всегда придавал особое значение возможности личной встречи с советскими руководителями. Он по-прежнему придерживается этой точки зрения.

Однако, подчеркнул Раск, сейчас в свете чехословацких событий, если говорить откровенно, мы толком не знаем, каковы перспективы наших отношений с СССР, и эта неопределенность беспокоит президента. С учетом реакции в мире и в самих США возможность продвижения вперед в названных выше вопросах сейчас затруднена. Президент вынужден считаться с общественным мнением своей страны, которое не поняло и не приняло бы каких-либо шагов президента в упомянутом направлении. В результате у президента и у правительства США не остается сейчас ничего иного, как сидеть и ждать развития событий в надежде, что все как-то образуется, иначе все намерения президента так и останутся намерениями, так как до конца пребывания администрации Джонсона у власти осталось не так уж много времени.