Анатолий Добрынин - Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]

О Советском Союзе, по утверждениям Киссинджера, в его беседах в Пекине мало говорилось.

Он коснулся обсуждения в Пекине проблемы Вьетнама. Надо сказать, что уже в течение длительного времени Белый дом не затрагивал вопроса о Вьетнаме при обмене мнениями с нами по конфиденциальному каналу (последний подробный разговор был в январе 1971 года). Он сообщил об этом обсуждении, сказав, что оставляет „на усмотрение Советского правительства" наиболее целесообразное использование этой информации в части вьетнамских дел при наших контактах с правительством ДРВ.

В заключение Киссинджер сделал „широкий жест", сказав, что если в связи с его поездкой в Китай в Москве появятся вопросы, то он получил инструкцию от президента „откровенно ответить на них". Вопросов из Москвы, однако, не последовало.

27 июля Никсон сделал еще один доброжелательный жест в сторону Москвы. Он предложил (через Киссинджера) заключить отдельное соглашение „об уменьшении опасности непреднамеренного, случайного возникновения ядерной войны". Дело в том, что этот вопрос подробно, но бесплодно (из-за негативной позиции американской стороны) обсуждался в контексте переговоров по ограничению стратегических вооружений с 1969 го по 1971 год. Теперь же Никсон предлагал выделить его в отдельную договоренность.

На своей пресс-конференции (4 августа) Никсон старался представить более сбалансированно отношения США не только с Китаем, но и с СССР, как бы подчеркивая, что он ведет политику „одинакового подхода" в отношении обеих стран. Отвечая критикам, которые осуждали Никсона за то, что поездкой в Пекин он сделал предпочтение Китаю, президент утверждал, что он „просто распространяет" сейчас на Китай ту же политику перехода „от эры конфронтации без общения к эре переговоров с дискуссией", которая проводится в отношении СССР.

В тот же день посол Индии Джа доверительно рассказал мне, что во время пребывания в Индии (на пути в Пекин, но об этом визите помощник президента ничего в Дели не говорил) Киссинджер заявил индийскому руководству о заинтересованности США в сохранении „необходимого баланса сил" в Азии, и что если Пекин когда-либо пойдет на вооруженный конфликт с Индией, то Дели может рассчитывать тогда на всестороннюю помощь со стороны США.

Для правительства Индии это заявление было довольно неожиданным, поскольку само оно не поднимало такой вопрос, хотя и догадывалось, что США хотят заранее нейтрализовать неблагоприятную реакцию Дели „на какой-то американский шаг". За час до телевизионного выступления Никсона — в связи с его предстоящей поездкой в Пекин — послу Джа позвонил госсекретарь Роджерс и заверил, что этот визит не направлен против Индии и что США по-прежнему готовы оказать Индии соответствующую поддержку, если бы Китай развязал вооруженный конфликт с ней.

По словам посла, его правительство подозрительно относится к подобным маневрам администрации Никсона. Он добавил, что в Дели встревожены усиливающимися в Вашингтоне пропакистанскими настроениями и поставками в Пакистан американского оружия. Никсон, таким образом, платит Пакистану за услуги, оказанные в осуществлении негласных контактов Белого дома с Китаем и поездки Киссинджера в Пекин.

Киссинджер в беседе со мной (5 августа) затронул довольно необычный вопрос. Президент хотел бы впервые обратиться с личным письмом к Брежневу. Тем самым он намерен установить „более персональный контакт, исходя из убеждения и надежды, что это может сыграть свою немалую положительную роль в дальнейших контактах с советским руководством".

Этому письму предшествовала своя история. Никсон прежде адресовал свои письма Косыгину, как премьеру СССР. В Москве тем временем продолжалась закулисная борьба между Косыгиным и Брежневым, который хотел сам вести переписку с главами других государств, но этому отчасти мешал его титул Генерального секретаря ЦК КПСС. Громыко принял сторону Брежнева и стал негласно соответственно инструктировать наших послов. Мне, в частности, он поручил переговорить доверительно с Киссинджером и „объяснить ему", что главная роль в советском руководстве принадлежит Генеральному секретарю партии, а не премьеру и что письма президента „лучше" адресовать ему. Это и было сделано.

В письме, сказал Киссинджер, Никсон прямо не затрагивает вопрос о встрече с советскими руководителями, так как не хотел быть чересчур навязчивым. Однако было бы целесообразно опубликовать сообщение о такой договоренности еще до поездки Никсона в Китай.

В письме президент излагал „ряд мыслей", касающихся взаимоотношений между США и СССР, подчеркивал важность этих отношений. Выражал понимание „особой заинтересованности" СССР в отношении стран Восточной Европы. Объяснял политику США в отношении Китая как не враждебную Москве и подтверждал заинтересованность в продолжении диалога с СССР по вопросам стратегических вооружений, Западного Берлина, Ближнего Востока, ЮВА. Он выражал готовность одновременно более детально обсудить любые отдельные конкретные вопросы.

Киссинджер сказал, что наиболее важной мыслью в послании является готовность Никсона обсуждать „масштабные вопросы", не сбиваясь на менее крупные или даже второстепенные, которые может разрабатывать исполнительный аппарат после принципиальной договоренности на высшем уровне. Важно „базисное решение" на высшем уровне, которому будут подчиняться действия представителей обеих стран на разных уровнях.

Никсон явно хотел и надеялся вести с Брежневым диалог „по-крупному". Однако в целом „философия" Никсона и Киссинджера насчет „масштабного ведения дел" с советским руководством, при всей ее кажущейся привлекательности и видимой целесообразности, на практике явно давала сбои. Брежнев не был способен мыслить концептуально в вопросах внешней политики. Здесь он полностью доверялся Громыко. Последний же, сообразуясь с внутренней обстановкой, предпочитал иметь дело с конкретными проблемами и конкретными решениями. К этому его толкал и невысокий уровень внешнеполитической подготовки большинства членов Политбюро, с которыми было трудно проводить тактические хитроумные повороты с прицелом на долгосрочную политику. К тому же все письма Брежнева иностранным лидерам обязательно утверждались всем составом Политбюро, и поэтому трудно было ему (а точнее, Громыко) готовить далеко идущие „философские" послания. В то же время Никсон мог единолично или посоветовавшись только с Киссинджером писать свои послания и разрабатывать тактическую и стратегическую-линии.

В этом была большая и принципиальная разница между Никсоном (и Киссинджером) и Брежневым (и Громыко) и преимущество американской дипломатии. При всех рассуждениях (в большинстве справедливых) об американской демократии надо вместе с тем признать, что президент Никсон в дипломатических делах обладал большей личной самостоятельностью и свободой, чем Брежнев, особенно в крупных вопросах. Звучит, может быть, парадоксально, но это было именно так.