Елена Коровина - Великие женщины мировой истории. 100 сюжетов о трагедиях и триумфах прекрасной половины человечества

Тяжело опираясь на палку, Глафира Ивановна шла по бельэтажу Смольного. В гостевой комнате по-прежнему висел ее портрет, написанный блистательным живописцем Левицким – юная Глаша Алымова в белом платье «на большом панье» перебирает струны арфы. Сколько же лет прошло с тех пор – неужто 40?! А ведь, кажется, это было совсем недавно…

27 лет она была Глафирой Ржевской, а после смерти Алексея – Глафирой Маскле, поскольку вышла замуж за милейшего Ипполита Петровича Маскле, известного переводчика басен Крылова на французский язык. И вот теперь Глафира Ивановна смотрит на портрет своей давней юности.

Какой беззаботной она была, сколько надежд светилось в глазах! Ее называли «первой красавицей», «первой смолянкой» и ждали, что она всегда будет поступать «по правилам». Но у нее были свои правила жизни и свои мысли. Она всегда заступалась за обиженных и осталась верной дружбе смолянок. Правда, от интриг и хлопот двора она предпочла переехать в более спокойную Москву в усадьбу к сыну. Здесь Глафира Ржевская-Маскле и скончалась в 1826 году, упокоившись на Ваганьковском кладбище. Ей шел 68-й год.

Но история быстро забыла о первой смолянке. А ведь не будь ее и ее подруг, возможно, и сейчас никто не заикался бы о женском образовании, равноправии, а о женщинах-депутатах, мэрах или сенаторах и вообще бы речи не было.

Как известно, Институт благородных девиц жил абсолютно замкнуто. Попав в его стены, воспитанницы становились затворницами и могли увидеть родных, только перейдя на старшую ступень.

Впрочем, иногда смолянкам дозволялось выходить за стены института – на гулянье в Летний сад. Первый такой выход первого выпуска (того самого, где училась Глафира Алымова) состоялся в мае 1773 года – после девяти лет затворничества. Мало того что гулянье это произвело фурор, но и стало событием общественным, почти политическим, ибо во время оного девицы не просто выходили погулять, но представлялись обществу. Одновременно Петербургу демонстрировалась и сама екатерининская система образования и просвещения. Поэтому о прогулке смолянок по Летнему саду оповестила правительственная газета «Санкт-Петербургские новости», подав событие как нечто неординарное, имеющее государственный резонанс.

Заметка отмечала, что появление смолянок вызвало «истинно общественный интерес». Конечно, ради спокойствия «робких девиц» пришлось удалить всех посетителей из Летнего сада и даже наглухо закрыть ворота. Но городские обыватели все равно облепили садовую решетку, а особо любопытные даже взобрались на ее чугунные узоры.

После газетного сообщения появился даже сборник стихотворений с благопристойным названием: «Стихи благородным девицам первого возраста, воспитываемым в Новодевичьем монастыре [так горожане по старинке все еще называли Смольный], на присутствии их в первый раз в саду летнего Е.И.В. [Ее Императорского Величества] дома сего 1773 г. мая 20 ч.[исла]». Знаменитый поэт А.П. Сумароков так откликнулся на это событие:

Однако хотя прогулка смолянок по саду, а потом плаванье в лодке по Неве и вызвали ажиотаж, но переломить общественное убеждение не смогли. Общество мнения не сменило: от образования девице один вред! И долго еще по Петербургу ходили злые анекдотические шутки о том, что у образованных девиц по две головы и только уродины способны учиться. Да и что греха таить, те, кто влезал на решетку Летнего сада, всерьез думали, что увидят страшилищ.

Но мы сегодня можем увидеть, как по-настоящему выглядели девочки-смолянки 1772–1773 годов – те первые, чьими головами в прямом смысле был пробит барьер, стоявший на пути образования российских женщин. Великий живописец Д.Г. Левицкий создал по заказу Екатерины семь замечательнейших портретов лучших воспитанниц Императорского воспитательного общества благородных девиц. Из них самый интригующий – «детский», где изображены две девочки: крошечная воспитанница «первой ступени» Анастасия Давыдова и ее подруга чуть постарше – Феодосья Ржевская. Обе девочки в обыденных платьях: младшая – «кофулька» Давыдова – в платье кофейного цвета, «голубица» Ржевская в темно-голубом платье «второй ступени». По этим изображениям мы можем понять, что воспитанницы Смольного института отнюдь не ходили как оборванки из детского дома. Напротив, на них модные наряды из дорогого шерстяного английского сукна с оборками, бантами и воланами. Конечно, на девочках нет драгоценных украшений, но на шее старшей Ржевской – темно-синяя бархотка. Видно, как обе девочки старательно позируют художнику, воспринимая это как новую игру – «во взрослых».

Именно этот портрет стал первым в галерее смолянок Левицкого. Ну а судьбы обеих девочек, изображенных на парном портрете, оказались одинаковы – обе они в реальной жизни не смогли найти применения своим полученным знаниям и обе умерли молодыми.

Феодосье Ржевской (той, что постарше) ко времени создания портрета (1772), судя по темно-голубому платью, было от 9 до 11 лет, а значит, родилась она между 1761 и 1763 годами. Была она дочерью московского генерал-поручика Степана Матвеевича Ржевского. Мать ее, Софья Николаевна, являлась урожденной баронессой Строгановой. Так что семья Феодосьи принадлежала хоть и не к «сливкам», но к высшему свету. Нам будет интересно узнать, что генерал-поручик Ржевский приходился дальним родственником, с одной стороны, роду нашего великого поэта Пушкина, с другой конечно же – первому мужу Глафиры Алымовой.

Д.Г. Левицкий. Портрет княгини Давыдовой и княгини Ржевской. 1772

Сама же Феодосья Ржевская окончила Смольный во втором выпуске (через 3 года после Алымовой – 1779 год), в учебе выказала «отличные успехи» и была пожалована, как и Глафира Алымова, екатерининским шифром. Он давал право на пожизненную придворную пенсию. Однако Ржевская не стремилась в статс-дамы. Она вернулась к отцу в Москву. Степан Матвеевич держал открытый дом и разрешал молодежи давать публичные спектакли. Государственных театров тогда в Первопрестольной не имелось, так что на спектаклях Ржевских всегда толпилось множество зрителей. И Феодосья блистала в первых ролях. Правда, особой живостью она не отличалась, как писал ее кузен князь И.М. Долгорукий, «была тиха, скромна и меланхолического свойства». Поэтому она не стала особо возражать, когда отец выдал ее замуж за овдовевшего князя Михаила Николаевича Голицына. Князь к тому времени уже был не молод, дослужился до чина тайного советника и получил место губернатора в Ярославле.