Джей - О Милтоне Эриксоне

“Мы и не пытались поднять его. Вместо этого, как только он остановился, чтобы набрать воздуха для нового крика, я быстро сказал ему, просто, сочувственно и мно­гозначительно: “Очень больно, Роберт. Ужасно больно”. Несомненно, в тот момент мой сын понял, что я знаю, о чем говорю. Он мог со мной согласиться и знал, что я тоже с ним полностью согласен. Поэтому он мог теперь ко мне прислушаться и довериться мне, ведь я показал ему полное понимание ситуации”.

Вместо того чтобы что-то внушать мальчику, доктор Эриксон продолжал в своей обычной манере:

“Затем я сказал Роберту: “И будет еще болеть”. Этим простым утверждением я выразил его страх, подтвердил его видение ситуации, продемонстрировал полное пони­мание сути дела и мое полное согласие с ним — ведь в тот момент ему казалось, что его страдание и боль никогда не кончатся.

Следующим нашим с ним шагом было провозглашение (в момент его очередной паузы для вдоха): “И ты очень хо­чешь, чтобы перестало болеть”. И снова мы были в пол­ном согласии, и я удовлетворял и даже поощрял его жела­ние. И это было именно его желание, идущее изнутри и заключающее в себе его настоятельную потребность.

Обозначив ситуацию таким образом, я уже мог что-то предлагать и быть уверенным в его согласии со мной. И я предложил: “Возможно, оно перестанет болеть через ка­кое-то время, через минуту или две”.

Это предложение полностью соответствовало его соб­ственным потребностям и желаниям и, поскольку оно со­держало в себе слова “возможно, перестанет”, оно не вступало в противоречие с его собственным пониманием ситуации. Таким образом он мог принять эту идею и отре­агировать на нее”.

Затем доктор Эриксон переходит к другому важному аспекту ситуации.

“Роберт знал, что ему больно, что он страдает; он ви­дел кровь на полу и на своих руках, чувствовал во рту ее вкус. И так же, как любой другой человек на его месте, хотел бы видеть в своем несчастье нечто особенное и же­лал бы какого-то особенного утешения. Никто не хочет, чтобы у него была пустячная головная боль; если уж голо­ва болит, то пусть она болит так сильно, что только он, страдалец, и может это выдержать. Какой утешительной может быть человеческая гордость! Поэтому внимание Ро­берта было направлено на две жизненно важные цели, вы­раженные в следующих простых утверждениях: “Как много крови на земле! Какая это замечательная, здоровая, хоро­шая кровь! Мама, посмотри внимательно и ты увидишь. Я уверен, что это так, но хочу, чтобы ты тоже убеди­лась”.

Мы внимательно исследовали кровь и подтвердили, что она действительно здоровая и хорошая, но нужно было еще провести изучение качества крови на фоне белого умывальника в ванной. Таким образом мальчик, уже пе­реставший кричать от боли и страха, был умыт. Когда его привели к доктору для наложения швов, его прежде всего спросили, выдержит ли он то, что однажды уже продела­ли с его сестрой. Наложение швов прошло без обезболи­вания, ведь мальчик был заинтересован в результате про­цедуры”.

Хотя у доктора Эриксона была местная практика, многие из его пациентов приезжали издалека. Одни прибывали к нему из Нью-Йорка или из Мехико, как к хирургу, другие время от вре­мени приезжали с Западного побережья. В последнее время и его практика, и обучение сократились из-за проблем со здоровь­ем. Сейчас он практически все время проводит, сидя в инва­лидной коляске.

Многие почитатели таланта Эриксона знают, что его подход к терапии и гипнозу недостаточно известен психиатрическому сообществу. Хотя сам он очень знаменит и популярен, его ос­новные произведения не очень доступны. Он опубликовал более ста трудов по множеству вопросов, но читатель одной случайной статьи или слушатель единственной лекции все-таки не могут по достоинству оценить все величие работы этого человека и все то новое, что он привнес в науку и практику.

В каждой профессии есть люди, которых можно назвать “оригиналами”, так как они работают, значительно отклоняясь от курса, которого придерживаются их коллеги. Порой такой человек заставляет профессиональный мир следовать за собой, но чаще так и остается аутсайдером. Зигмунд Фрейд не только предложил уникальное направление, но и оставил своим после­дователям систему новых идей и школу. Гарри Стак Салливан не был организатором, но сила его идей и личного влияния как учителя пробила дорогу его психиатрическим методам. Как но­ватор в психиатрии Милтон Г. Эриксон может быть поставлен в один ряд с Фрейдом и Салливаном. Со временем станет ясно, окажут ли его идеи столь же сильное влияние.

Подобно Фрейду, Эриксон почерпнул свои основные идеи из области гипноза. В отличие от Фрейда, он остался в рамках гипнотической традиции и пришел к иным выводам о природе психопатологии и терапевтического изменения. Как и Салли­ван, Эриксон делает акцент на взаимоотношениях людей, а не на отдельном человеке. В отличие от Фрейда и Салливана, главный интерес Эриксона направлен на разработку разнообраз­ных техник для достижения изменений в состоянии пациента. Его отличительная черта — гибкость, делающая этот подход не просто новым методом или даже школой. Эриксон ориентиру­ется на конкретную проблему, стоящую перед ним. В тот пе­риод истории психиатрии, когда о специалисте судили по его принадлежности к той или иной теории или школе, Эриксон создал экспериментальную терапию.

В первой половине нашего столетия, во время профессио­нального становления Эриксона, в психиатрии существовало сильное противодействие каким бы то ни было новшествам. Психоанализ царил и в кабинете консультанта, и в университет­ской аудитории. Направление, первоначально созданное Фрей­дом как исследовательское, постепенно превращалось в некий ритуализированный метод лечения, в набор повторяющихся сте­реотипных идей. В рамках этого процесса происходила знаме­нательная смена акцентов психиатрического лечения. Сложные человеческие проблемы были втиснуты в прокрустово ложе тео­ретических схем, а качество терапии оценивалось не по достиг­нутому результату, а по степени соблюдения общепринятых “правил игры”. В такой атмосфере Эриксон развивал целый спектр терапевтических методов и настойчиво внедрял идею о том, что ход лечения должен зависеть от конкретной проблемы пациента. За последнее десятилетие идея об исследовании но­вых подходов овладела умами многих психиатров, что привело к появлению таких направлений, как поведенческая терапия, те­рапия оперантного обусловливания и семейная терапия. Мы ви­дим, как смещается внимание с терапевтического ритуала на те­рапевтический результат. Уважение завоевывает не привержен­ность определенной школе, а умение работать с разными паци­ентами по-разному.