Христиан Девет - Война буров с Англией

Все остальные отряды коммандантов ван-дер-Мерве, ван-Никерка, Флемминга, Нагеля, генерала Нивойта были собраны для совещания главным коммандантом судьею Герцогом, членом исполнительного совета.

На собраниях этих бюргеров были выбраны уполномоченными генерал Нивойт и комманданты Мунник Герцог, Я. ван-дер-Мерве, ван-Никерк, Флемминг, А. Бестер, Ф. Якобс, Г. Преториус и фельдкорнет Критцингер.

Везде, на всех этих собраниях, было решено стоять за независимость.

Коммандант Г. ван-Никерк был выбран как депутат от личной охраны президента Штейна.

Еще в Претории с лордом Китченером было условлено, что на все время собрания уполномоченных в Фереенигинге должно было быть установлено перемирие. Ввиду этого лорд Китченер должен был быть своевременно и точно уведомлен о дне, когда уполномоченные комманданты выедут.

Так и было сделано. 25 апреля я послал в Преторию телеграмму следующего содержания:

«Его превосходительству лорду Китченеру. В главную квартиру, в Преторию.

Собрания состоялись в округах Вреде и Гаррисмит и в частях округа Вифлеем на севере и северо-востоке от линии блокгаузов Фурисбург — Вифлеем — Гаррисмит. Уполномоченными выбраны генерал Вессельс и многие комманданты. Я решил, что депутаты выедут 11 мая, вследствие чего, согласно нашему обоюдному соглашению, ожидаю перемирия, которое должно продлиться от этого числа до дня возвращения уполномоченных коммандантов из собрания в Фереенигинге, приблизительно 15 мая. Я получил также с удовольствием согласие вашего превосходительства на то, чтобы каждый депутат имел право привести с собой одного человека.

Покорнейше прошу ваше превосходительство дать мне ответ в Каферскоп, округ Вифлеем, где я буду его ожидать.

X. Р. Девет,

генерал, главный коммандант O.P. Вифлеем,

25 апреля 1902 г.».

Я получил следующий ответ от лорда Китченера:

«Генералу Девету в Каферскопе. Имп. резиденция в Претории. 25 апреля.

В ответ на Ваше извещение уведомляю Вас, что я согласен вполне с тем, чтобы на время отсутствия выборных уполномоченных, с 11 мая до их возвращения на места, было установлено перемирие и чтобы наши колонны не делали нападений на Ваши отряды. Я согласен также с Вашим предложением, чтобы каждый депутат взял с собой одного человека.

Мне будет приятно, если Вы за два дня до собрания уведомите меня, прислав одного из офицеров с указанием, в каком приблизительно числе соберутся уполномоченные, для того, чтобы я мог сделать нужные распоряжения для принятия и размещения съехавшихся.

Лорд Китченер».

11 мая 1902 года я послал лорду Китченеру телеграмму, в которой извещал его, что мои генералы и комманданты выбраны уполномоченными и что, следовательно, перемирие наступает 11 мая.

Вот моя телеграмма:

«От генерала Девета его превосходительству лорду Китченеру в Преторию. 11 мая 1902 г.

Следующие главные комманданты выбраны в уполномоченные отрядами округов Гоопстад, Босгоф и частей Винбурга и Блумфонтейна, округов, лежащих на запад от железной дороги: 1) генерал К. Баденгорст; 2) коммандант Я. Якобс; 3) коммандант А. Бестер. Выбранные лица отправляются для присутствия на собрании в Фереенигинге 15-го числа сего месяца, вследствие чего, по соглашению с Вами в Претории, перемирие должно начаться с сегодняшнего дня (11 мая 1902 г.) во всех округах Оранжевой республики вплоть до числа, которое будет установлено при закрытии собрания в Фереенигинге. В ожидании ответа до полудня 11 мая в Брандфорт.

Главный коммандант Ор. респ. Девет, генерал».

В ответ на это я получил следующую телеграмму:

«Имп. резиденция Претория. Генералу Девету в Брандфорте.

12 мая.

Я приказал, согласно нашему уговору, чтобы с утра 13 мая все отряды, в которых выбраны уполномоченные на собрание в Фереенигинге, были освобождены от нападений моих войск на время отсутствия коммандантов, причем и все Ваши отряды должны воздержаться от каких бы то ни было наступательных действий. Это распоряжение не относится к патрулям, которые могут быть взяты в плен, если они приблизятся к нашим линиям.

Лорд Китченер».

Непостижимо, как мог лорд Китченер говорить о перемирии с 13 мая, когда в своей тереграмме от 25 апреля он согласился со мной, что перемирие начнется с 11 мая. Я слышал от офицеров из Гейльброна, Вреде и Вифлеема, которых я встретил вечером

14 мая у станции Волвехук, что английские колонны оперировали 11,12,13 и 14 мая в своих округах. По моему приказанию все наши офицеры в эти дни везде уступали, не смея нарушить слово, тогда как неприятель продолжал свои действия. В эти дни сжигались дома, уводился скот, уничтожались семена, брались бюргеры в плен и даже был убит один бюргер.

Такое недоразумение достойно глубокого сожаления. Оно тем более горько для нас, что весь убыток за эти дни ничем не был возмещен со стороны неприятеля.

Утром 15 мая я прибыл в Фереенигинг с некоторыми оранжевскими уполномоченными. Остальные были уже там. Точно так же там находились уже трансваальские депутаты с генералами Луи Ботой и Делареем.

Кроме названных лиц, были здесь вице-президент Бюргер, президент Штейн с членами правительства и генерал Я. Смуте из Капской колонии.

То, что меня в это время более всего огорчало, была болезнь президента Штейна. Уже в течение последних шести недель он непрерывно пользовался указаниями врачей; главным образом, со времени нашего пребывания в Претории его лечил доктор ван-дер-Мерве в Крюгерсдорпе. Этот доктор сказал теперь нам, что если президент будет участвовать в собраниях, то это может иметь очень вредные последствия для его здоровья, и советовал поэтому больному отправиться в сопровождении его в Крюгерсдорп, где доктор жил и мог окружить его нужными заботами. Для всех нас было ужасным горем узнать это от доктора, да еще и 15 мая. Что будем мы делать на собрании без президента Штейна? Он был для нас всех незаменим, потому что мы привыкли смотреть на него не только как на государственного деятеля, всеми высокоуважаемого, но и как на человека, горячо любимого нами. Если про кого можно сказать, что он вполне исполнил долг свой перед страной и перед народом, то это именно про президента Мартинуса Штейна. Не было жертвы, которая была бы слишком велика для него. Он верой и правдой служил своему народу. Он переносил всевозможные лишения, холод и жар, проливной дождь, все, — и всегда стоял на страже — день и ночь. Лишенный всего, он всем был доволен. Он страдал за свой народ и боролся за него. Когда у него не стало более сил... когда болезнь его сломила, он слабый, как дитя, да, как больное дитя, свалился с ног. Но... это относилось только к его телу. Его великий дух был бодр еще, был даже сильнее, чем когда-либо раньше.