Рудольф Баландин - 100 великих оригиналов и чудаков

Непростой смысл его философских и морально-этических взглядов тоже можно толковать по-разному.

Сковорода не из сочинений знал о жизни, горестях и мыслях людей. Его огорчали более всего несправедливость и нечестивость, озабоченность многих людей низменными материальными благами. Смерть воспринимал как мудрец. В письме рассказал о своем присутствии в храме, где отпевали игумена: «О времена! О нравы! Игумен умер, народ суетится, плача; я смеюсь и вместе с тем плачу в душе. Смеюсь над человеческой глупостью, ее же оплакиваю… Где благочестие? Где прежняя мудрость? Такими словами оплакивать телесную смерть, которой вовсе не следует избегать и которую всякий, у кого есть хоть немного здравого смысла, должен признать единственным и надежнейшим выходом из всех опасностей и бед?».

В цикле «Сад божественных песен» Сковорода восклицает: «Смерть страшна, замашная коса!» Вопрошает: кто же плюет на ее «острую сталь»? И отвечает: «Тот, чья совесть, как чистый хрусталь…»

Он не стремился создавать логически выверенное учение, подобно Спинозе, а был естественен и противоречив, как сама жизнь. В одном случае говорил: «Мысль есть тайная пружина всей нашей телесной машины». В другом утверждал: «Всему в человеке глава есть сердце – оно и есть истинный человек». И раскрывал смысл, соединяя оба тезиса: «Что есть сердце, если не душа? Что есть душа, если не бездонная мыслей бездна? Что есть мысль, если не корень, семя и зерно всея нашей плоти-крови?..»

Свобода его суждений удивительна. Признавая, что «христианский Бог есть Библия», Сковорода продолжал: «Но сей Бог наш первее на еврейский, потом на христианский род бесчисленные и ужасные навел суеверий наводнения». Возмущался христианскими суевериями: что Иисус Навин остановил солнце, что скоро грядет конец света и пр. Считал, что это хуже безбожия! И даже: «Библия есть ложь…» В диалоге Души с Духом позволил себе весьма смелые высказывания (ниже дан сокращенный пересказ):

Дух. Библия – не только от Бога, но и от дьявола. Она во многом безрассудно и вредно, без всякого вкуса лжет.

Душа. Где же там ложь?

Дух. Повсюду. Самая первая: «Вначале сотворил Бог небо и землю».

Душа. Боже мой! Неужели сие ложь есть?

Дух.Конечно. Известно, что не одна земля на свете, а множество миров. И давно уже просвещенные люди сказали: вещество вечно. Да и откуда свет, если все небесные светила появились только на четвертый день? А как день может быть, если еще нет солнца? И весь рассказ о сотворении таков, будто кто-то был зрителем этого вселенского чуда… Наконец, Бог закрыл свою фабрику, будто утомился. А то бы, пожалуй, мог натворить всяких крылатых черепах, пуховых ежей, премудрых дураков, вечный двигатель…

Сковорода пояснил: мир Священного Писания – «символический, тайнообразный». Есть другой мир, окружающий и пронизывающий нас: «мы в нем, а он в нас обитает». Наконец, третий мир – микрокосм человека. Все три составляют единство. Есть сущности явная и тайная, видимая и незримая, телесная и духовная.

Такое соединение Бога и материи позволяет считать Сковороду пантеистом. Он писал: «Нельзя сыскать важнее и Богу приличнее имени, как… природа или естество».

Некоторые прозрения его замечательны. Он постоянно возвращался к идее круговоротов: «бесконечное начало и безначальный конец, начиная, кончит, кончая, начинает. Но бесчисленный есть тайнообразный мрак божественных гаданий». Что сие означает? Бесконечное разнообразие постоянных воплощений творческой энергии? Возможно. А что значит «мрак божественных гаданий»? Не то ли, что даже Богу многое неведомо, и нет неизбежного предопределения? Иначе говоря, в мире царствует не только необходимость, но и неопределенность, вероятность. (В XX веке Альберт Эйнштейн усомнится, что «Бог играет в кости», но принцип неопределенности Шрёдингера опроверг его сомнения.)

Сковорода прозорливо отметил: «Мы в посторонних околичностях чересчур любопытны, рачительны и проницательны: измерили море, землю, воздух и небеса, обеспокоили брюхо земное ради металлов… нашли закомплетных миров неисчислимое множество, строим непонятные машины, засыпаем бездны, возвращаем и привлекаем стремнины водные, ежедневно новые опыты и дивные изобретения.

Боже мой, чего не умеем, чего мы не можем? Но то горе, что при всем том кажется, что чего-то великого недостает…

Математика, медицина, физика, механика, музыка с своими буйными сестрами: чем изобильнее их вкушаем, тем пуще палит сердце наше голод и жажда, а грубая наша остолбенелость не может догадаться, что все они суть служанки при госпоже… Дух несытости гонит народ…

Что же такое сделать вас может счастливыми?»

Ответ прост: «Сие-то есть быть счастливым – узнать, найти самого себя». Наше истинное счастье «живет во внутреннем сердце нашего мира, а мир в согласии с Богом». Необходимы усилия ума и воли: «Не разум от книг, но книги от разума родились». И добьется успеха лишь тот, «кто чистыми размышлениями в истине очистил свой разум». А «источником несчастия есть нам наше бессовестие».

Чистая совесть, искренняя устремленность к истине – вот путеводная нить, ведущая к таящейся в душе искре Божией. Сковорода напоминает слова Иисуса Христа: «Царство Божие внутри вас есть».

«Сего сокровища не ищи вне себя, – не раз повторяет Сковорода. – Уединение – внутри себя, покой – в сердце твоем: отрежь и убей, попри волю свою буйную, иначе, хоть покори всю Вселенную, не сыщешь [счастья]». Но главное поучение он выразил собственной жизнью и с полным основанием мог написать:

«Что касается меня, то пусть другие позаботятся о золоте, о почестях, о сарданапаловых пирах и низменных наслаждениях; пусть ищут они народного расположения, славы, благоволения вельмож; пусть получат они эти, как они думают, сокровища, я им не завидую, лишь бы у меня были духовные богатства».

Проста формула спасения и каждой личности, и всего человечества: ограниченные материальные потребности и безграничные – духовные.

Эрнст Теодор Амадей Гофман. Автопортрет

Судьба Эрнста-Теодора-Амадея Гофмана удивительна прежде всего потому, что универсальная одаренность, не менее, чем у Гёте, высокий профессионализм в нескольких видах деятельности не принесли ему жизненных благ. Личность фантастическая! Возможно, он имел в виду себя, упомянув о студенте-неудачнике, у которого хлеб с маслом всегда падал намазанной стороной вниз.

Талантливый советский писатель Юрий Олеша в книге «Ни дня без строчки» вопрошал: «Кто он был, этот безумный человек, единственный в своем роде писатель в мировой литературе, со вскинутыми бровями, с загнутым книзу тонким носом, с волосами, навсегда поднявшимися дыбом? Есть сведения, что, работая над книгой, он так боялся того, что изображал, что просил жену сидеть с ним рядом.