Поль Фор - Александр Македонский

Восточные сатрапии и Индия.

Вплоть до Кармании почти не встречается упоминаний о новых попойках. Однако все одержанные в Индии победы, все договоры, заключенные с побежденными царями, все основания Александрий, военных поселений, памятных алтарей на краю познанного мира, все жертвоприношения на реках и на море Александр сопровождал обильными возлияниями. Если литературная традиция их не упоминает, то лишь потому, что они стали привычкой и необходимостью, особенно для человека, которого подхалимы, а возможно, и он сам сравнивали с индийским Дионисом или просто с Дионисом, сыном Зевса, столь близкого грекам и македонянам. Нет никакой причины ставить под сомнение тот факт, что армия, которая оправлялась от перенесенных лишений в Пуре (Бампуре), в Хану на Рудбаре (будущая Александрия Карманская) и в Саидабаде, столице Кармании, по крайней мере на протяжении семи дней справляла победу своего Диониса и что Александр председательствовал здесь не на праздничной процессии и не на маскараде, а на настоящих оргиях, будучи более пьян и безумен, чем когда-либо, потому что он против всяких ожиданий спасся от катастрофы, которую сам же и накликал. Отметим, что от Гедросии и до Сузианы празднества чередовались с преданием смерти наместников, обвиненных во всяческих злоупотреблениях.

Вслед за этим ход событий ускорился. Весной 324 года в Сузах, «придя от погребального костра (индусского философа Каланы), Александр созвал на обед многих друзей и вождей. Здесь он устроил состязание, кто больше выпьет, и назначил победителю венок. Выпивший больше всех Промах вышел на четыре хоя (ок. 13 л) и получил в награду венок весом в талант, однако прожил после этого только три дня. Из прочих же, как сообщает Харет, умер 41 человек, поскольку после пьянки наступила большая стужа» ( Плутарх «Александр», 70, 1–2; что подтверждают Афиней, 437а-b и Элиан «Пестрые истории», II, 41).

Тот же источник, если его можно так назвать, а именно управляющий царским двором Харет, повествует об устроенных в Сузах свадьбах, после которых царь и его военачальники погрузились в беспробудное пьянство и прочие излишества. Центральный акт этих совершавшихся одновременно 88 или 89 браков, когда сам царь женился на двух царских дочерях, в соответствии с персидским обычаем состоял в питье неразбавленного вина из одной чаши. На протяжении пяти дней весной 324 года в Сузах продолжался праздник, поскольку по случаю сближения двух аристократий, персидской и македонской, Александр устроил угощение для македонских солдат, взявших в жены азиаток, а таких, судя по всему, были тысячи, «и каждый получил в подарок золотую чашу для возлияний» ( Плутарх «Александр», 70, 3). Надо ли доказывать существование связи между этими достопамятными свадьбами и изданным в Сузах указом, в котором утративший всякую меру Александр требовал от всех греческих городов, чтобы его называли «сыном бога Амона» и в соответствии с этим оказывали ему божественные почести?

В октябре 324 года был затеян новый пир в Описе, в 30 километрах к югу от современного Багдада: царь в окружении высших военачальников и представителей знати обоих народов «черпал из одной чаши со всеми и совершал одни и те же возлияния», выражая пожелание, «чтобы между македонянами и персами воцарилось единомыслие и общность власти» ( Арриан, VII, 11, 8–9); это был прощальный пир накануне отправки демобилизованных солдат под предводительством занемогшего Кратера и Полиперхонта. Празднества, устроенные на широкую ногу месяцем спустя в Экбатанах при участии сотен атлетов и артистов, и тоже с грандиозной попойкой, завершились совсем скверно: задушевный друг царя Гефестион, у которого начался приступ лихорадки, вопреки рекомендациям врача, принялся есть «и выпил большую чашу охлажденного вина, после чего ему стало плохо и вскоре он скончался» ( Плутарх «Александр», 72, 2).

С этого момента Александр словно обезумел. С большим трудом удалось оторвать его от трупа. Начал он с того, что велел посадить на кол врача Главка. Он запретил всякую музыку, в знак траура приказал остричь гривы и хвосты всех лошадей и мулов, распорядился посбивать зубцы с крепостных стен окрестных городов, объявил траур на всей территории империи и послал вопросить оракула Амона в египетской пустыне, следует ли почитать Гефестиона как героя или как бога. Александр поручил Пердикке с большими почестями доставить набальзамированное тело покойного в Вавилон. И между тем как придворные состязались в лести, прикидываясь, что верят в вечное присутствие между ними покойного, Александр искал забвения в охоте на людей: прямо посреди зимы он провел карательную экспедицию против горных жителей Луристана, убивая всех, кто попадался ему на глаза, — как передают, тысячи и тысячи касситов. То были жертвы, предложенные в качестве приношения возлюбленному Гефестиону.

Чтобы разогреться и возбудиться, царь пил и пил. Если полицейский пьян, ему не доверяют оружие, а коли оно у него имеется, если он его применит, будет виновен вдвойне. Спускаясь по западным склонам Загра, Александр вынашивал безумные замыслы, те, которые, набросанные рукой его секретаря, были найдены в царских бумагах шесть месяцев спустя. Это и строительство тысячи военных кораблей с 4–5 рядами гребцов с каждого борта, и плавание вокруг Африки, и завоевание Западного Средиземноморья, и устройство магистрального пути от Египта до Гибралтара, и возведение шести великолепных храмов стоимостью 1500 талантов каждый (самый большой из них — в Троаде), и переселение народов с одного континента на другой, и «строительство гробницы отцу Филиппу, которая по своим размерам приближалась бы к наибольшей из египетских пирамид» (отметим, что пирамида Хеопса имеет 147 м в высоту) ( Диодор, XVIII, 4, 3–6). Именно тогда Александр рассматривал предложения архитектора Динократа, который утверждал, что способен превратить гору Афон в громадную статую царя, совершающую вечное возлияние богам: вероятно, ему-то царь и повелел построить для горячо любимого Гефестиона катафалк высотой с восьмиэтажный дом стоимостью в 12 тысяч талантов ( Витрувий II вступл.; Плутарх «Александр», 72, 6–8; Диодор, XVII, 115). Это и есть та самая дерзость (ύβρις), как называли ее греки, то, что, по их выражению, «превосходит человеческую природу» (μείζον ή κατ' άνθρωπου φύσιν).

Не станем повторять то, что было уже сказано относительно сумбурных поступков Александра, которые последовали за этой ужасающей кампанией продолжительностью в 40 дней и сопровождали расквартирование армии в Вавилоне. Были тут и попытки преодолеть тоску и страх, которые угнетали дух царя, и подготовительные мероприятия к походу в неизвестность, и инспекционные поездки по Евфрату и окружающим город болотам, и приемы послов, и изнурительные заседания трибунала, и соблюдавшийся с большой помпой траур, и неприкрытая радость по возвращении посланцев, отправлявшихся в оазис Сива: с этих пор Гефестиона почитали как полубога. В это же время по велению царя были убиты кормчий, нашедший потерянную диадему Александра, и неизвестный, по неосторожности усевшийся на его трон.