Федор Лисицын - В те грозные годы

…Где-то совсем недалеко, за поворотом лесной дороги, почти непрерывно строчат пулеметы и автоматы. Время от времени в их трескотню вплетаются гулкие разрывы снарядов. И вдруг среди этих звуков смерти раздается… прекрасная музыка! Минуту спустя слышится несколько искаженный, но все же показавшийся мне знакомым голос: «Ахтунг! Ахтунг!..»

— Кто это призывает гитлеровцев к вниманию? — спрашиваю я у старшего лейтенанта Ильина.

— Майор из политотдела армии, товарищ полковник. Матвеев, кажется, его фамилия.

Да, это П. М. Матвеев. Вскоре, после окончания очередной звукопередачи, он пришел на КП батальона.

— А где ваш фургон? — поинтересовался я.

— Отправил в двести седьмую, к Косякову. Завтра с утра будем работать там.

Слово «работать» майор произносит так, будто для него и его боевых товарищей завтра начнется не полный смертельной опасности, а самый обычный рабочий день.

Быстро сгущаются сумерки. Начинается метель. Мы с Матвеевым решаем заночевать в батальоне Кудрина. Здесь начальник 7-го отделения подробно информирует меня о том, что сделано им и его подчиненными за эти последние несколько суток.

Во-первых, в вырвавшуюся из шнайдемюльского котла группу уже заброшено более двух тысяч листовок-пропусков с призывом к гитлеровцам сдаваться в плен. Они охотно слушают и передачи по МГУ. Кроме того, для разложения войск противника широко используется оправдавшая себя практика обратной засылки в войска противника пленных немецких солдат, изъявивших желание провести разъяснительную работу среди бывших сослуживцев. Так, один из них, добровольно сдавшийся в плен, попросил направить его с этой целью в свой батальон. Через несколько часов он вернулся, приведя с собой 17 человек, почти весь взвод. И такие случаи далеко не единичны. Кроме того, многие гитлеровцы сдаются в плен группами сами, выходя из леса с белыми флагами. Сегодня утром, например, в наше расположение пришли 60 солдат противника. Несколько позже немецкий лейтенант привел в плен остатки подчиненного ему взвода, а также сдал исправный бронетранспортер.

Активно участвуют в разложении вражеских войск политотделы 33-й, 207-й и других стрелковых дивизий. Обратную засылку пленных умело организуют старшие лейтенанты Кудрин и Ильин, инструктор политотдела 33-й стрелковой дивизии капитан Никитенко и другие. В итоге — довольно внушительные результаты. За неполные четверо суток засланные в части противника военнопленные не только сами вернулись назад, но и привели с собой около 400 гитлеровских солдат и офицеров. А примерно 1,5 тысячи потерявших надежду пробиться к своим войскам сдались в плен организованно, группами.

Это был значительный вклад сотрудников 7-го отделения поарма и соответствующих работников политорганов соединений в окончательный разгром вырвавшейся из котла группировки полковника Ревлингера. Кстати, добавлю, что опыт обратной засылки изъявивших такое желание пленных в немецко-фашистские войска мы широко применяли затем и при разгроме восточно-померанской группировки врага и в боях за Берлин. Большая заслуга в этом принадлежала и майору Матвееву, поистине прекрасному организатору, отличному знатоку своего дела и неутомимому исполнителю заданий командования и политотдела армии.

Утром 16 февраля я возвратился в расположение армейского штаба — необходимо было срочно рассмотреть и подписать ряд документов для политуправления фронта. В это время бои еще продолжались. Пытаясь спасти хотя бы небольшую часть своих войск из группы Ревлингера, немецко-фашистское командование в тот день значительно усилило ее поддержку с воздуха, чему во многом способствовала установившаяся с утра ясная, солнечная погода.

Правда, та колонна, которая пыталась пробиться через Радовнитц, к вечеру 16 февраля силами полков А. Д. Плеходанова, Н. Г. Пейсаховского, батальонов Р. С. Кудрина и В. И. Давыдова при поддержке артиллерии была полностью разгромлена. Что же касается другой вражеской колонны, прорывающейся севернее города Ландек, то здесь нам пришлось вести упорные бои по ее уничтожению и 17 февраля. На рубеже Фледеборн, Штрасфорт наши стрелковые батальоны при поддержке самоходной и полевой артиллерии только за первую половину дня отразили семь гитлеровских атак, яростных и напористых (по показаниям пленных, перед каждой атакой фашистские солдаты и офицеры принимали по таблетке опиума). Однако и они оказались безрезультатными.

В этих боях беспримерное мужество проявили многие наши артиллерийские подразделения, в особенности гвардейские. Только батарея гвардии лейтенанта Владимира Чупиры, как сообщалось в опубликованном в армейской газете «Фронтовик» очерке поэта Владимира Савицкого, за 17 февраля истребила более 100 вражеских солдат и офицеров, уничтожила 3 самоходные артиллерийские установки, танк и бронетранспортер. А всего за этот день гитлеровцы потеряли около 700 человек убитыми и 960 было взято нами в плен.

Так бесславно закончилась кровавая авантюра фашистского полковника Ревлингера. Вместе с ним из окруженной нашими войсками крепости пошло на прорыв более 10 тысяч гитлеровских вояк, имевших на вооружении несколько десятков танков и самоходных артиллерийских установок, до 150 полевых орудий и минометов, более 500 автомашин. И все же задуманный Ревлингером прорыв не удался. В четырехдневных ожесточенных схватках более 3 тысяч вырвавшихся из Шнайдемюля (Пила) солдат и офицеров противника, в том числе полковника Хурхаунта — начальника инженерной службы крепости, наши части взяли в плен, остальные нашли свою гибель на поле боя. Среди убитых оказался и полковник Ревлингер — организатор бесславно закончившейся авантюры. Наши части и соединения, кроме того, в течение четырех суток подбили и сожгли более 50 вражеских танков и самоходных артиллерийских установок.

Понесли потери и наши войска, в том числе и политотдел армии.

…Это случилось в самый разгар боев — 16 февраля. Во время бомбежки получил тяжелое ранение старший инструктор поарма по информации капитан Василий Иванович Липин. Я выехал в армейский госпиталь, чтобы повидаться с раненым, узнать о состоянии его здоровья.

Побеседовал с хирургом Ю. Г. Голиковой. Она сказала, что у Липина началась гангрена и его раненую ногу вряд ли удастся спасти. Да и общее его состояние внушает ей опасение.

Было очень жаль капитана. И не просто как боевого сослуживца, но и как молодого человека — красивого, веселого, никогда не унывающего, инициативного кадрового политработника, любимца коллектива поарма.

Мы говорили с ним около часа, уже собирались попрощаться, как вдруг мимо госпиталя с шумом и грохотом промчался конный обоз. По поведению повозочных нетрудно было догадаться, что они чем-то очень встревожены: обоз мчался в тыл на предельной скорости.