Александр Ступников - Отражения

По опросам, что ассоциируется у чехов с названием их страны, третье место после чешского пива и хоккейной сборной упорно держит Швейк. Бравый солдат, похождения которого Ярослав Гашек надиктовал перед смертью.

Швейк надолго пережил своего автора.

Люди живут в конъюнктурном мире.

Потому и умирают одноразовые. Гашек: конформизм или конькюнктура — несовместимы. Ни при его жизни, ни даже после неё.

Рихард, его внук, говорит с горечью о том, что его дед, уже известный писатель, но бунтарь, в духе начала двадцатого века, был коммунистом и участвовал в русской революции.

А это сегодня не модно.

Зато его рассказы, Швейк и яркая короткая жизнь так и остались — над временем. Хотя, кроме бумаги и друзей-забулдыг они, оба, ничего не имели. Ни Швейк, ни сам Гашек даже на машине не ездили. В небольшой городок Липнице, в глубинке страны, в августе 1921 года они приехали на поезде.

Причем накануне, Гашек просто вышел из дома, чуть ли не в халате, за пивом, встретил знакомого, поговорил и… поехал.

Он остро захотел сбежать от всех и вся. Подальше от унижений, преследований, нищеты и своих женщин, чтобы дописать давно задуманную и уже начатую историю бравого солдата Швейка.

Героя всех времен и народов, живущих в том же идиотизме, что и Швейк. Как и сам Гашек.

Тоже, кстати, не подарок.

Еще до фронта он как-то поселился в одном отеле Праги под именем… Лев Николаевич Тургенев. На вопрос зачем он приехал в Прагу, Гашек указал… «ревизия австрийского генерального штаба.» Политически бдительная обслуга занервничала и сообщила о подозрительном постояльце. Гашека забрали в полицию. И забирали потом постоянно.

Даже свой полк, идущий на фронт, Гашек нашел в военной форме, но в цилиндре. Кроме того, писатель издевательски симулировал ревматизм. Его признали дезертиром, но отложили наказание до конца войны. Империи нужны были солдаты, а не заключенные.

— Когда мой отец родился, в 1912 году, дед начал праздновать это событие. Взял с собой в шинок новорожденного. Потом пошли в другой, в третий. И везде праздновали, пили за здоровье малыша. Только через три дня, уйдя из дома и не вернувшись, Ярослав схватился, что где-то забыл сына.

Ребенка нашел потом тесть и стал, не в первый раз, настаивать на разводе дочери. Моя бабушка, его жена, Ярмила Майерова до этого уже созрела. Они встречались несколько лет, но Гашек сначала был активным анархистом, потом объявил себя буйным атеистом, печатался, смеялся над государством и государственными чиновниками, ночевал, где попало и совсем не хотел остепеняться.

После рождения моего отца, своего сына, он фактически не жил с женой до того, как ушел на фронт Первой мировой войны.

Пропавший потом в войне и в русской революции на пять лет, Гашек, с подачи мамы, стал для подрастающего сына геройски погибшем в бою легионером-белочехом, которые воевали с большевиками на стороне Колчака.

Хотя, на самом деле, он был одним из «интернационалистов», бойцом русской Красной Армии, мечтающим о мировой революции и всеобщей справедливости.

Но революция победила и… прошла.

Скорее всего, реальность оказалась скучнее и страшнее мечты. Однако не исключено, что он вернулся в Чехию уже не просто «домой», но и с заданием Коминтерна способствовать революции.

— До возвращения из России деда Рихард, мой отец, его не видел и Гашек должен был скрывать перед мальчиком, кто он. Это было условие жены. Но однажды Гашек сказал, что знет всё на свете. И отец ухмыльнулся

— Господин редактор, вы такой глупый. Разве можно всё знать?

— Это хорошо. Это мой настоящий сын, — сказал Гашек и, нарушив слово, данное жене, открылся, кто он есть.

Впрочем, это ничего не изменило.

До тридцати одного года жизни, до войны, Гашек жил фактически в богемных пражских кабачках, смешил людей, писал, влезал в проблемы с полицией и разные авантюры. Он везде писал, редактировал газету анархистов, выпускал пять журналов, сочинял рассказы, однажды делал одновременно полностью два издания под разными именами.

Известно до ста двадцати его псевдонимов.

Но ответственность за других Гашек брать не хотел. Жена и дети ему были не нужны. Зато он сам оказался нужен сначала на фронте Первой мировой войны, а затем и русской революции.

— Это уже история. И его судьба. У деда был свой путь, который он выбрал. Если бы Гашек не прошел свою одиссею, то не написал бы такую честную и смешную книгу о жизни, как Швейк.

До войны он был анархистом. В России издавал журнал, которым руководил Троцкий. В Иркутске был комиссаром в армии. Служил и с Тухачевским. Был даже комиссаром города Бугульмы, в Поволжье. Издавал газету для бурятов и китайских красноармейцев.

Гашек потом написал, как проходили эти жизненные процессы. Но к власти в России вскоре пришел Сталин. Думаю, он вовремя случайно успел уехать. Гашек написал в смешной форме о том, что происходило в то время и в России, и в Чехии. А власть, любая, хотела своего Швейка, а не того, каким он был в книге.

Из России он привез в Прагу только Шулечку, новую русскую жену. И больше ничего. Когда он вскоре пришел к своей чешской жене, Ярмиле, моей бабушке, то она спросила

— Что ты привез с собой?

— Только подушку — ответил он, имея в виду Шулечку.

Разгромленные чешские «красные» считали его чуть ли не провокатором. А бывшие легионеры, приехавшие из России с деньгами, пытались посадить Гашека по обвинению в измене Родине и двоеженстве.

— Был такой Рудольф Лидек, он добивался ордера на арест Гашека. Легионеры не давали ему прохода, едва не избили однажды. Во время русской революции из чехословацких военнопленных был создал легион, сорок тысяч бойцов и через Сибирь, в обратную сторону, их направили… домой. Чехи восстали. В Казани они захватили часть золотого запаса России. И в Чехии потом не случайно были банки легионеров, бывших белочехов, как из называли в России. А Гашек все знал и потому был опасен для них. Но он оказался снова одинок и без денег. И ему было не до борьбы. Да и объединяться уже было не с кем.

После русской революции и антирабочих репрессий вокруг были одни болтуны. И он, который не пил пять лет в России, снова запил и пошел по шинкам.

Чешская жена пыталась помогать ему, как редактор. Русская жена бегала по кабакам и вытаскивала его оттуда домой, хотя своего дома у них не было. Вскоре Гашек просто сбежал из Праги, как был, в домашних тапочках. От безденежья, одиночества, обвинений в кровожадности красных комиссаров-«людоедов» и отвернувшихся болтунов-товарищей.

Он уже болел. Алкоголь разрушал организм. Но и тогда Гашек все равно постоянно шутил и устраивал мистификации. То появлялся в женском платье. Но объявлял о своей смерти.