Виктор Петелин - Фельдмаршал Румянцев

– И когда мы отбываем из здешнего лагеря?

– Сегодня и выступаем. Со мной пойдут два пехотных полка и пять эскадронов кавалерии при двух орудиях. Мы спешим на помощь генералу Каменскому, чтобы штурмовать Шумлу и взять в плен верховного визиря, со всем его штабом и канцелярией. Если, конечно, не подпишут в Кайнарджи мирного договора…

– Обычно на подписание мирного договора требуется больше времени. Турки – народ церемонный. Много времени уйдет на всякие пустые встречи и разговоры.

– Нет, пять дней даю вам на заключение мирного договора. Хватит – поговорили. Пора и на этом фронте действовать решительно и по-военному.

Репнину понравилась твердость фельдмаршала. Он сам действовал так же, когда был в Польше послом России.

В полдень 4 июля фельдмаршал со своим отрядом подходил к деревне Кучук-Кайнарджи. Здесь ему доложили, что совсем недалеко раскинули лагерь турецкие уполномоченные и хотят его видеть. Румянцев приказал полковнику Петерсону, хорошо знавшему их язык и обычаи, отправиться в турецкий лагерь и приветствовать их от имени русского фельдмаршала. А главное – передать, что он спешит к Шумле для того, чтобы руководить сражением против войск великого визиря.

Вскоре вернувшийся Петерсон передал Румянцеву настойчивую просьбу послов принять их и начать переговоры о мире: у них есть самые высокие на то полномочия. «Вот как повернулось дело! – думал Румянцев. – Кто бы мог предполагать еще несколько месяцев назад, что гордые и самоуверенные турки, узнав о моем движении к Шумле, будут нетерпеливо домогаться увидеть меня? Придется уважить их просьбу».

Уполномоченные прибыли в русский лагерь и расположились в палатке недалеко от шатра Румянцева. Фельдмаршал предложил вести встречу без лишних церемоний, в присутствии только «знаменитейших услужников», необходимых для ведения деловых переговоров.

– Господа! – начал он. – У меня мало времени на разговоры. В Фокшанах и Бухаресте российские уполномоченные сказали все, что нужно было. После этого действие оружия российского перешло за Дунай и даже за Балканы. Я спешу к Шумле. В Силистрии и Рущуке ваши гарнизоны заперты и уже испытывают нужду в провианте и хорошей воде… Верховный визирь не раз пытался прорваться сквозь наши войска, но тщетно: каждый раз бывал бит. Мы уже много раз писали друг другу об условиях мирного договора. Но между тем время идет, и то, что легко совершить можно в одно время, невозможно сделать в другое. В конце концов самая умеренность наша истощается, коль ни велика она была. Однако ж я и по сей час тот же, что и вчера, и не воспользуюсь вашим тяжким положением. И мы требуем того же, что и вчера, лишь с небольшими добавлениями, о которых вы сразу догадаетесь. Мы должны договориться, чтоб всем татарам остаться вольными и ни от кого, кроме единого Бога, не зависимыми в их гражданских и политических делах и правлении, а в духовных сообразоваться имеют правилам магометанского закона. Все земли и все крепости в Крыму, на Кубани и на острове Тамань и прочие земли, в их владении бывшие, им же, татарам, отдаются, выключая крепости крымские: Еникале и Керчи с их уездами, которые Блистательная Порта России уступает. Уступает также России замок Кинбурнский с его округом и степью, между реками Бугом и Днепром лежащею. Коммерция в областях обеих держав и судоплавание на Черном и Белом море и Дунае, во всех пристанях и каналах, и на всех морях взаимным образом обеим империям дозволена, и за убытки военные России заплатить имеет Блистательная Порта семь миллионов с половиною пиастров, считая на российские деньги, четыре миллиона пятьсот тысяч рублей. После сего оставляет Россия Порте город Очаков с древним его уездом, возвратит Бессарабию, Молдавию и Валахию со всеми городами и крепостями, все острова на архипелаге, выговоря для жителей островских и помянутых провинций свободное отправление веры, облегчение в податях и сохранение при их привилегиях. Впрочем, десять артикулов, подписанных взаимными послами на Бухарестском конгрессе, должны быть утверждены слово до слова, как и другие сообщенные на оном же конгрессе двадцать восемь артикулов, против которых нет причины прекословить.

Господа! Ваши полномочия дают вам право, как и российским уполномоченным, возвестить радость нашим государям и напоить оною же сердца народные, ибо как только вы подпишете мирные артикулы и я получу благопризнание сих документов верховного визиря, то в ту же минуту прикажу корпусу Каменского и другим частям отойти на прежние позиции. Или мир, или война! Переговоры с вами будет вести князь Николай Васильевич Репнин, многоопытный в таковых делах.

Торжественное открытие переговоров завершилось к обоюдному удовольствию. Турки со всем соглашались, так как их напугало стремление Румянцева идти к Шумле: уж они-то знали слабости своих войск и боялись падения этой крепости.

Через полтора часа турецкие послы покинули палатку Румянцева, но еще два часа заседали в «особливом павильоне» с князем Репниным и видными чиновниками из походной канцелярии фельдмаршала, такими, как полковник Петр Завадовский, граф Семен Воронцов, которые впоследствии стали выдающимися деятелями XVIII века.

К вечеру Румянцеву доложили, что турецкие послы по всем основным пунктам согласны с русской стороной. В ночь на 7 июля фельдмаршал послал курьера с письмом верховному визирю, в котором он, в частности, писал: «Вчерашний день имел я удовольствие в здешнем моем лагере принять от вашего сиятельства полномочных почтенных нишанджи – Ресми-Ахмет-эфенди и Ибрагим-Мюниб-эфенди. Я хочу отдать справедливое свидетельство пред вашим сиятельством их качествам, коими отвечают они в полной мере возложенной доверенности и приятным мне делают партикулярное с ними знакомство. По делам мирным представляя лицо ваше, имели они разговор со мною, и по объяснениям согласились уже они со мною в главных пунктах, имеющих составить мирный трактат…»

Верховный визирь попытался еще напомнить Румянцеву, что крепости в Крыму никогда не принадлежали татарам и что оные содержались всегда Высокой империей, а потому, дескать, нельзя их оставлять. Но Румянцев оставался непреклонным, каждый раз напоминая, что срок переговоров истекает: 10 июля мирный договор должен быть подписан. Больше шестидесяти лет назад именно в этот день был подписан позорный для России Прутский мирный договор, и Румянцеву хотелось именно в этот день предать забвению позор России.

В торжественной обстановке проходили переговоры. Репнин часто заходил к Румянцеву советоваться, потому что турецкие уполномоченные, согласившись на подписание выгодного для России мира, все-таки пытались выторговать хоть что-то… Но Каменский продолжал держать в страхе верховного визиря в Шумле: то уничтожил запасы хлеба турок в деревне Самче, то сжег хлеб на корню у стен крепости, оставив без корма лошадей неприятеля… А потому фельдмаршал Румянцев мог диктовать свои условия.