Виктор Петелин - Фельдмаршал Румянцев

Утром 10 июля прибыл курьер от верховного визиря с ответом на письмо Румянцева. Верховный визирь снова попытался втянуть фельдмаршала в длительные словопрения по совершенно ясным вопросам, но он не пошел на это и твердо заявил, что по-прежнему стоит на своем. Договор уже был согласован, и все статьи сформулированы. Оставалось его подписать.

В 7 часов вечера 10 июля 1774 года князь Репнин и турецкие послы Ресми-Ахмет и Ибрагим-Мюниб подписали мирный договор даже на более благоприятных условиях, чем предполагали в Петербурге. В тот же день молодой граф Румянцев вместе с майором Гагариным отправились в Петербург с этим долгожданным и радостным известием.

В трактате было точно обозначено, что действие мирного договора вступает в силу только после того, как все 28 пунктов, от слова до слова, будут утверждены подписями и печатями верховным визирем и главнокомандующим Румянцевым, «как бы оные деланы были в присутствии обоих нас личном, – писал Румянцев верховному визирю, – и взаимно разменяться, в соблюдение нужного порядка и что мир сделан нами, грамотами, которыми нас всепресветлейшие государи наши уполномочили постановить и заключить сей мир между их империями».

Назначен и пятидневный срок для утверждения трактата главнокомандующими. Но Румянцев торопит верховного визиря, надеется получить подписанный трактат «несколько ближе и поспешнее того сроку», потому что военные действия пока не прекращены, а места, куда надо послать повеления, весьма отдаленные: Крым, архипелаг, Грузия, посты на Дунае.

Дело еще не закончено. И поэтому Румянцев послал ордер Каменскому, в котором выражает свое явное недовольство его отступлением от Шумлы: «Я вам велел остаться против Шумлы, в прежнем вашем положении, не предпринимая на город действий, но вы от 9-го числа пишете, что отступили назад семь верст…»

Но переговоры завершились успешно. Так что Румянцев с полным правом мог написать Екатерине II, что «от самого начала войны, предводя оружие», ему вверенное против неприятеля, «имел счастие силою оного одержать и мир ныне».

За день до срока, 14 июля, вернулся курьер верховного визиря и вручил своим уполномоченным ратификацию договора. На следующий день состоялся размен мирных договоров.

Утром турецкие уполномоченные, описывает очевидец, «в отличных, по своим обычаям, нарядах», под барабанный бой и пушечные выстрелы, торжественно въехали в русский лагерь. Из палатки главнокомандующего вышли им навстречу фельдмаршал Румянцев, Алексей Михайлович Обрезков, наконец-то прибывший сюда, князь Репнин, полковники Завадовский и Воронцов, принимавшие непосредственное участие в мирных переговорах… После обычных церемонных приветствий все вошли в конференц-зал, где разместились в соответствии с занимаемым положением. В центре зала на столе, покрытом красным сукном, фельдмаршал торжественно подписал договор. Во все концы от турок и русских помчались гонцы с известием о заключении мира и о запрещении продолжать военные действия.

«В 4-м часу после обеда пошли послы вторично в ставку его сиятельства, где ему поднесли ратификацию верховного визиря на турецком языке, а он, их поздравив, вручил им свою» (на русском).

17 июля Румянцев отправил в Петербург князя Репнина с мирным договором. В письме Екатерине II, излагая ход переговоров, он, в частности, писал: «Нужные переговоры, объяснения и сочинение мирного трактата продолжались чрез пять дней. Я быв тут во все время неотлучен и, смотря глазами на дела полномочных, вседневно преподавал им способы и путь ближайший к окончанию, что и свершилось 10 июля подписанием чрез взаимных полномочных трактата вечного мира между империей Всероссийскою и Портою Оттоманскою…»

В той же реляции Румянцев, говоря о том, что заключенный мир есть плод счастливой войны, который существом своим полезен Отечеству, высоко отзывается о «подносителях сего» князе Репнине и графе Воронцове, «который от начала войны до самого окончания оной служил безотлучно в армии, в действиях против неприятеля всегда отличал себя храбрым и искусным офицером». Оба они заслуживают «всемилостивейшего воздания».

Молодой граф Румянцев прибыл в Петергоф, к императорскому двору, 23 июля и вручил Екатерине IIписьмо фельдмаршала с известием о мире. Императрица пожаловала вестника из полковников в генерал-майоры. Как ждали этого мать его, Екатерина Михайловна, бабушка Мария Андреевна, гофмейстерина ее величества, тетка Прасковья Александровна Брюс, статс-дама ее величества! Вся многочисленная родня Румянцевых с особенной радостью праздновала заключение мира с Турцией.

А через несколько дней прибыли в Петергоф князь Репнин и граф Воронцов с подписанными документами о мире. Тут уж не оставалось никаких сомнений, что кончилась война и заключен мир, «коему от времен толь славного и полезного для России Ништадтского мира ни одного подобного не было», говорилось в правительственном сообщении от 3 августа 1774 года.

Екатерина IIне скрывала своей радости и довольства не только самим по себе миром, прекращавшим разорительную войну, но особенно и тем, что теперь она могла забрать из армии многих солдат, офицеров и генералов для подавления восстания Пугачева. За два дня до приезда графа Михаила Румянцева она подписала указ «нашему генералу и Новороссийской губернии генерал-губернатору Потемкину», в котором говорилось о необходимости уладить «умножившиеся беспокойства и замешательства в землях Новороссийской губернии с сечею Запорожскою», «рассмотреть сие дело и прекратить тем все оные единожды навсегда».

А еще через несколько дней императрица написала Потемкину записку: «Батенька, пошлите повеления в обе армии, чтоб, оставя самое нужное число генералов при войсках для возвращения полков в Русь, чтоб генерал-поручики и генерал-майоры ехали каждый из тех, коим велено быть при дивизии Казанской, Нижегородской, Московской, Севской и прочих бунтом зараженных мест, в тех местах, где они расписаны иметь свое пребывание…»

Как раз в эти дни Екатерина II редактировала рескрипт, подготовленный графом Паниным, о назначении генерала Петра Панина главнокомандующим по усмирению Пугачевского восстания. Над этим черновым проектом Екатерина явно потешается в собственноручной записке к любезному ее сердцу Потемкину: «Увидишь, голубчик, из приложенных при сем штук, что господин граф Панин из братца своего изволит делать властителя с беспредельною властию в лучшей части империи, то есть Московской, Нижегородской, Казанской и Оренбургской губернии… что если я сие подпишу, то не токмо князь Волконский будет и огорчен и смешон, но я сама ни малейше не сбережена, но пред всем светом первого враля и мне персонального оскорбителя, побоясь Пугачева, выше всех смертных в империи хвалю и возвышаю. Вот вам книга в руки: изволь читать и признавай, что гордые затеи сих людей всех прочих выше…»