Виктор Петелин - Фельдмаршал Румянцев

Много хлопот было связано с заготовкой и доставкой провианта. Месяц лившие дожди сделали дороги почти непроходимыми. Обывательские лошади, чаще всего худые и бессильные, еле тащились по этой непролазной грязи, иной раз не справляясь со слабо нагруженными телегами и падая замертво. Это было страшное зрелище. И Румянцеву пришлось использовать полковых лошадей для доставки провианта. А что делать? Три недели назад он распорядился в помощь сухопутному транспорту снарядить один галиот* и отправить его из Лебена к Рюгенвальду. Но от него до сих пор никаких вестей, неизвестно, что с ним произошло, может, сел на мель, а может, и погиб. А в галиоте было пятьсот четвертей муки…

Хорошо, что губернатор Кенигсберга и всей Восточной Пруссии Василий Иванович Суворов с пониманием относится ко всем его просьбам, и здешние магазины удалось наполнить провиантом и снаряжением. А то бы просто беда…

Войска корпуса занимали и приморское местечко Лебе, расположенное так удачно, что при всяком изменении обстоятельств его можно удержать за собой, контролируя выход в море, его побережье.

Румянцев, бывая в полках корпуса, проезжал мимо пашен и не только радовался хорошим хлебам, но и огорчался: дожди мешали сбору урожая. А там, где скосили, не могли его собрать, так и лежал он под водой… Ну что ж, пока провиант есть, фуражировать его у местного населения. Пусть соберут, тогда уж он отдаст распоряжение заготовлять провиант.

Румянцев диктовал секретарю письмо в Петербург и о многом размышлял, прежде чем продиктовать ту или иную фразу. Хоть и крепко раздражали порой его старички Конференции, но ничего не поделаешь, дисциплина есть дисциплина…

– Пишите далее… «Касательно же злодейства графа Тотлебена, известного Вашему Императорскому Величеству, то я, по первом уведомлении от подполковника Аша, адресованное на его имя из Глогова с явными доказательствами его злых намерений письмо перехватя на почтовом дворе в Кёслине, к фельдмаршалу господину графу Бутурлину тот же час отправил, а потом, по повелению вышеписанного господина фельдмаршала, дом его, купленный в Столпе, и все имение арестовал. Между сими несколько хотя писем и найдено, но все ничего в себе не заключающие…»

Румянцев яростно расхаживал по комнате… Секретарь вопросительно оглянулся. Особенно потрясло его то, что Тотлебен, в сущности, торговал своими подчиненными, отдавая их в залог.

– «…Сей образцовый злодей бесчисленно из своей команды здесь в земле и почти во всякую деревню, и действительно в те, которые за неприятелем лежат, гусар и казаков на залоги роздал; я всех сих, кои в руках моих суть, собрал и к армии числом 259 отправил; а о других неоднократно к принцу Вюртембергскому писал и выдачи оных требовал…»

Кончив диктовать, командующий хмуро приказал секретарю:

– Все. Отправляй в Конференцию, в Петербург…

Мысли его потом перекинулись к Бутурлину, бездействие которого вызывало почти столь же яростные чувства, как и предательство Тотлебена. Как можно с такой армией бездействовать!.. Только вот еще одна беда: солдаты и офицеры целый год не получали жалованья. Говорят, денег нет. А какое дело до этого воюющим, живота своего не жалеючи? На Зимний дворец денег не жалеют, торопятся построить, а тут… Целый день в делах и хлопотах, а вот к ночи одолевают думы, воспоминания, возникает невольный спор со всеми, от которых зависела его личная судьба и судьба государства Российского. Ох уж эти старички! Президент Военной коллегии Трубецкой небось вспоминает о войне с татарами и турками в Крыму и не понимает, что времена изменились… Иван Иванович Неплюев, который сочиняет все ордера Конференции, так и остался по своему уровню оренбургским губернатором, честным, деловым в бумагах, но нерешительным и робким от старости. А Шуваловы, Александр и Петр Ивановичи, свято блюдут свои интересы. Лишь, пожалуй, граф Воронцов честно служит России…

Румянцев повертел в руках только что полученное письмо Воронцова. Хорошее письмо… Ждет радостных известий о совместных действиях с эскадрой и высаженным ею десантным отрядом. Румянцев вновь стал перечитывать письмо: «…Из реляции Вашего сиятельства вижу я с немалым удовольствием, что с отличною храбростию поступили казаки при неприятельском на наши посты нападении. Для поощрения предводителя их есаула Кирсанова, по рекомендации Вашей, не оставлено без уважения, и он пожалован в полковники, о чем и рескрипт к Вашему сиятельству отправлен. А как уже из многих опытов видно, что неприятель в такой страх от упомянутых казаков приведен, что не только никогда против них устоять не может, но паче в бегство обращается, то я советую Вашему сиятельству сим их превосходительством при всяких случаях пользоваться…»

Наконец в Альтен-Бельц, главную квартиру Румянцева, приехал подполковник Миллер. Он доложил о прибытии эскадры Полянского.

Долго бушевавшее море утихло, волны, вздымаемые ветром, умерили свой бег… Корабли русской флотилии вошли в Рюгенвальд. Вице-адмирал Полянский тут же получил уведомление от подполковника Миллера, встречавшего эскадру в гавани, что его в ближайшие дни ждет генерал Румянцев.

– Место безопасное, ваше превосходительство, доберетесь до Рюгенвальда, – сказал Миллер, – а оттуда до гаупт-квартиры совсем недалеко, можно быстро доехать через ординарную почту.

С небольшим эскортом адмирал вскоре прибыл в ставку Румянцева. Тот радушно принял молодого и энергичного адмирала. Он участвовал в прошлом году в осаде Кольберга, был под началом адмирала Мишукова. И хотя действия русских тогда были неудачными, но кое-чему они научили. Так что Румянцеву о многом хотелось расспросить адмирала.

– Ну как вы преодолели ветры и штормы? Ничего не потеряли? – начал Румянцев столь долгожданный разговор, от которого многое зависело в предстоящих операциях: ведь самая главная прошлогодняя ошибка в том и заключалась, что не были согласованы действия флота и сухопутных войск.

– Прибыли благополучно, ваше сиятельство. Но уж помотало нас! Больше трех недель не могли войти в Рюгенвальдский рейд… Злые штормы разыгрались на море. Думали, не доберемся и не доставим столь необходимое вам войско и все необходимое для осады… И как назло, до того все было тихо и спокойно, но, как только погрузили осадную артиллерию и вышли в море, тут же учинилась противная погода, и принужден был с флотом лавировать. Вот тогда-то я и получил посланное резидентом из Данцига милостивое ваше письмо.

– До сих пор удивляюсь, как это удалось нашему резиденту передавать вам мои послания.

– А тут и удивляться нечему: большие суда хуже переносят бурю и злые ветры, а маленький бот, на котором было доставлено ваше послание, легче справлялся с непогодой, вот и добрался.