Виктор Петелин - Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг.

– Ну а что случится с Аксиньей?

Писатель улыбается. Буквально в тысячах писем к нему повторялся этот вопрос. И в частности, сегодня т. С-ский, начальник станции Черноярская С.-К. жел. дороги, прислал письмо с оплаченным ответом, в котором официально, на железнодорожном бланке, требует от писателя ответа:

– Товарищ Шолохов! Прошу сообщить, есть ли кто жив из героев «Тихого Дона»; в частности, некоторые утверждают, что жива Аксинья; верно ли это?

– Верно! Аксинья жива и останется живой до последней главы. У нее не будет детей, но не будет и большого женского надрыва.

– Что ожидает других героев?

– Правдивый конец. Вместить такое обилие материала в одной книге, как вы сами понимаете, – трудновато. Этим объясняются и тугие темпы, при которых книга пишется. Давно я сижу над ней. Были мысли увеличить роман еще на одну книгу, но я их оставил. Нужно кончать роман, который пишется восемь лет.

– Когда же вы его опубликуете?

– Думаю закончить книгу в начале лета.

– И напечатать в журнале?

– И напечатать, минуя журнал.

– Почему, минуя журнал?

– Довольно волочить читателя по страницам ежемесячников! Мне представляется, что в журналах надо печатать короткие произведения – пришла пора расчистить ежемесячники от романов с продолжением в пользу повестей и рассказов. Это ускорит и выход книг из печати – не придется ждать окончания публикации романа в журнале.

Больше о «Тихом Доне» писатель сообщить не может: главы книги перечеркиваются и переписываются – рабочий день Шолохова начинается в семь часов утра и заканчивается поздним вечером.

– Сколько книг будет в «Поднятой целине»?

– Вторая книга будет и последней. Она захватит и 1931 год – период становления колхозов. Фигура середняка, вступающего в колхоз, по-прежнему будет центральной, хотя это и создаст известную ограниченность в развороте событий. Вначале я предполагал показать во второй книге МТС, но потом отказался от этой мысли: МТС в Гремячем Логу не будет! С позиций сегодняшнего дня, когда колхозами пройдена такая огромная историческая дистанция, мне очень хотелось бы провести Гремячий Лог через саботажный период, полнокровней показать районщиков, но к этим темам придется возвратиться уж в новом романе. Вторая книга «Поднятой целины» – это история.

– Как развернется сюжет во второй книге?

– Откровенно говоря, для людей в ней – разворот небольшой. Их бы перенести в 1932 год! Вот когда можно было дать расцвет характеров! А так заранее предвижу, что вторая книга будет скучнее первой.

– Действующие лица остаются прежние?

– Да, тройка во главе с Давыдовым остается, дед Щукарь, надеюсь, не утратит своей веселости, районщики станут умнее и культурнее. Половцев и Тимофей войдут в мелкую бандочку. Хочется мне и во второй книге не все разжевывать, оставить читателю место для размышления, для домыслов. Во второй книге, как и в первой, мне хочется бытописать. Уж больно мудрен и любопытен колхозный быт. И представляется мне, что несколько иронический термин «бытописатель» теперь теряет остроту иронии. Нужно бытописать, и лестно быть бытописателем!

Развивая эту тему, писатель с большим увлечением рисует наброски типа районного работника: Шолохова явно волнует сейчас этот тип, он чувствует себя должником районщиков! Он многократно сравнивает их со средними интеллигентами Запада и восторгается человеческой добротностью, жаждой познаний, мировоззренческой целостностью людей, ведущих за собой районы.

– Писатели, в том числе и я, – говорит он откровенно, – в неоплатном долгу перед этими замечательными людьми, которые изумительно быстро растут, овладевают знаниями и культурой в самом хорошем смысле этого слова.

Лично у Шолохова связи с районщиками самые интимные: писатель, возвратившись из длительной поездки за границу, отчитывается в ней и на пленуме райкома партии, и перед комсомольцами района. Когда в доме у писателя вдруг не оказывается ни перьев, ни чернил – за чернилами и перьями писатель идет в райком. «Поднятую целину» он по главам читал в райкоме вешенскому районному активу: и об этом сейчас вспоминает со счастливой улыбкой:

– Я закончил главу о соцсоревновании. Принес в райком. Прочел. Была у меня неясность: какую норму выработки взять для Кондрата Майданникова? Товарищи обсудили это и посоветовали: загнуть норму надо, чтобы было на что равняться! Я загнул. После мне потом писали из колхозов: «А не много вспахал, соревнуя, Кондрат?» Значит, было на что равняться!

Среди беседы писателю принесли почту – в станицу залетел совершающий рейс по кольцу почтовый самолет и доставил газеты и письма. Московские газеты имели восьмидневную давность. Писатель обрадовался, – в недели распутицы будет еще и не то: до ближайшей железнодорожной станции отсюда ведь 150 километров. Далеко от Москвы живет писатель Шолохов!

– Почему вы живете в станице Вешенской?

– Отсюда не надо ездить в творческие командировки! Лучше работается, когда живешь вблизи материала, по соседству с героями, часто встречаешься с ними, наблюдаешь их неустанно.

– А это недалеко от читателя? Письма от него доходят до вас?

– Исправно.

– И много?

– Порядочно.

– Их нужно считать сотнями, эти письма?

– Это не совсем точно.

– На что же вы ведете счет читательским письмам?

– Пока что на тысячи.

– Что пишет вам читатель?

– Одна деталь: интеллигент пишет писателю меньше, нежели колхозник, рабочий, районщик. Как правило, письма изобилуют творческими советами – читатель бескорыстно заинтересован в том, чтобы помочь писателю сделать его героев лучшими. Много упреков. В частности, во многих письмах меня упрекают за Лушку в «Поднятой целине». Какая-то часть писем-советов не расходится с моими творческими замыслами: читатели подсказывают мне то, что я сам думаю о героях. Умное читательское письмо мне, писателю, приносит больше пользы, чем иные критические статьи…

О критике писатель Шолохов невысокого мнения:

– Критика мне ничего не дала. Мелка она очень, заумна. Люди критикуют то, чего не знают. Критики у нас не ездят даже в творческие командировки и предпочитают, особенно последнее время, писать «научные» труды, чтобы утвердить себя в членах союза писателей. В критике же читателя я ощущаю и взволнованную заинтересованность, и проникновение в творческие замыслы, и боль, и радость – человеческая страстность есть в этой критике!

Невысокого мнения писатель и о тех драматургических переделках «Поднятой целины», которые идут на сценах театров столицы и провинции:

– В кино мне не повезло. «Тихий Дон» – просто плохой фильм. Спектакль «Поднятая целина», поставленный режиссером Симоновым с большой спешкой, – тоже смехоподобный спектакль. Это не «Поднятая целина». Он меня глубоко не удовлетворяет. Да и нельзя из романа делать пьесу. Нужно писать пьесу, чтобы из нее можно было сделать роман.