Виктор Петелин - Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг.

Но не только стали читать, они увидели воочию этого писателя, они услышали его, этого представителя незнаемой советской литературы, о которой так злобно и упорно, так долго лгала буржуазная печать или с ненавистью упорно молчала. А он, вот он стоит живой представитель литературы прекрасной советской страны. Ему задают массу вопросов обманутые читатели, и он спокойно и ясно отвечает, и обман постепенно рассеивается. Это – победа, победа – вторгнуться в чужое, искусственно созидаемое буржуазной печатью непонимание и разломить его.

Своими прекрасными произведениями и своей поездкой в зарубежные страны Шолохов сослужил большую службу народам СССР. Он хорошо поработал над уничтожением той неправды и лжи, которой оплетает буржуазная печать своего зарубежного читателя.

1937 г.

Однажды в Москве мне позвонили по телефону, и я услыхал в трубке типичный донской казачий выговор.

– С вами говорит земляк, – заявил говоривший.

– Что земляк – это я слышу всем опытным ухом, – ответил я, – но кто именно?

– Шолохов.

– А уж это я слушаю всем любящим сердцем.

– Что вы тут в Москве летом страдаете? Разве вам не хочется в своих краях полынку понюхать?

С М.А. Шолоховым мы не только земляки, так как выросли на Дону, но и – соседи. Когда я прочитал первые страницы «Тихого Дона», где говорилось о станции Миллерово и о дорогах к ней, я почувствовал себя в родных местах. Пяти лет я был привезен с Украины на станцию Миллерово и там, в пяти верстах от нее, прошло все мое детство, отрочество и первая моя юность.

Теперь Миллерово – город, полвека тому назад здесь был только вокзал, почтовая станция да два-три домика. Кругом степь, а за речкой, которую переходили без моста вброд и которая за это названа «Глубокая», видны были красная и зеленая крыши двух помещичьих домов братьев Миллер с рассыпанным по холму бедным хуторком. Хуторок, понятно, назывался Миллеров. Но почему за городом оставлено имя помещика Миллера – непонятно.

Позапрошлым летом я ехал из Москвы на Дон вместе с Михаилом Александровичем. Он – до Миллерово, я – до Новочеркасска, самого любимого моего города. Мы подъезжали к станции Миллерово. Из окна вагона видна была та самая «Мокрая Журавка», в которой я вырос и которую изобразил в одном из своих главных рассказов «Мокрая Балка». Был знойный июльский день. Дождей все лето не было. Все кругом было выжжено. Вдали за балкой виднелся Красный курган, которому в моей повести отведено большое место. Курган зыбился, плыл и таял в раскаленном воздухе. По балке разбросаны те самые хаты украинцев, елецких и ливенцев, которым столько места было отведено и в моей душе, и в моих повестях… В стороне старое кладбище, сровнявшиеся с землей могилы моей матери, отца, деда, бабки, братьев, сестер… Там мое тяжелое безотрадное детство прошло среди этой безотрадной, унылой природы! Безысходной тоской пахнуло на меня теперь, спустя несколько десятков лет.

Я указал Шолохову на эти невеселые родные места. Но, к моему удивлению, он пришел в восторг – и от унылой степи, и от сожженных степных трав, и от кургана и трех тополей, осенивших маленькую деревянную церковку, которая видала вокруг себя столько человеческого горя… Два донских писателя с любовью и увлечением заговорили о родной природе, о запахе серого полынку.

Близок и дорог мне этот большой писатель, так чудесно чувствующий донскую природу, ту самую природу, которая с детства и на всю жизнь вошла в мою душу.

Я начал свою литературную деятельность гораздо раньше Шолохова. Я начал ее с описания вот этих самых мест, с описания Тихого Дона и его людей. Всю силу своей любви, восторга и печали я вложил в эти описания. На земле нет для меня более дорогого, близкого и любимого места, чем Тихий Дон и его широкие грустящие и грезящие поля.

Шолохов своим огромным талантом всегда заставляет меня снова и снова переживать мою большую любовь. Этим он мне близок и дорог.

1940 г. выделяется в биографии М.А. Шолохова. Это год окончания «Тихого Дона», и год юбилейный: прошло 15 лет со времени опубликования первого сборника рассказов Шолохова.

Пятнадцать лет дают возможность оглянуться на лежащий позади путь и удивиться тому, как много сделал за это время талант писателя.

Еще по поводу «Донских рассказов» писатель А.С. Серафимович писал:

«Как степной цветок, живым пятном встают рассказы т. Шолохова. Просто, ярко, и рассказываемое чувствуешь – перед глазами стоит. Образный язык, тот цветной язык, которым говорит казачество. Сжато, и эта сжатость полна жизни, напряжения и правды.

Чувство меры в острых моментах, и оттого они пронизывают. Огромное знание того, о чем рассказывает. Тонкий, схватывающий глаз. Умение выбрать из многих признаков наихарактернейшие.

Все данные за то, что т. Шолохов развертывается в ценного писателя, – только учиться, только работать над каждой вещью, не торопиться».

Шолохов сохранил и блестяще развил все лучшее, что уже тогда отличало его творчество. Мотивы «Донских рассказов» с поражающей силой зазвучали в «Тихом Доне». Еще не закончив своей эпопеи, посвященной донскому казачеству в годы гражданской войны, Шолохов дает новое замечательное произведение, показывающее казачество новое, колхозное, – лучший роман о коллективизации «Поднятую целину». После первых двух книг «Тихого Дона» одновременно с третьей, в 1933 г., появляется этот исключительный по своей политической значимости и художественной силе роман, которым и образами которого пропагандисты пользовались в своих беседах как живыми документами.

Седьмая часть (первая половина 4-й книги) романа «Тихий Дон» сразу продемонстрировала резкий подъем мастерства писателя на еще большую высоту.

Со все нарастающим творческим подъемом шла работа над романом. И теперь, когда эта песня о донском казачестве закончена, должны быть подведены кое-какие итоги.

Первая же книга романа разбила распространенное представление о донском «казаке с плеткой», обезличенном, слепом орудии самодержавия. В образах казаков Коршуновых, Мелеховых, Кошевых, Котлярова и других запечатлены фигуры и явления, блестяще иллюстрирующие на своеобразном материале Дона ленинское учение о классовом расслоении крестьянства. Глубокая реалистичность изображения дала возможность Шолохову показать всю сложность переплета классовых взаимоотношений внутри казачества с сословными категориями, созданными царизмом, чтобы обособить казаков от остального населения и создать себе в их среде прочную опору.

Шолохов мастерски нарисовал казаков – этих крестьян-воинов, сумев показать все хорошие черты казачества и все то, что послужило основой для создания на Дону базы русской Вандеи в годы гражданской войны.