Павел Лавут - Маяковский едет по Союзу

Владимир Владимирович попросил меня вместе с ним составить служебную телеграмму на имя начальника хостинского телеграфа, чтобы тот отыскал, передал и ответил.

Помню, как смутилась девушка, принимая эту частную, необычайную по тексту и длинную «молнию».

Первое крымское выступление состоялось в Мисхоре. После чтения отрывков из «Клопа» в публике разгорелся спор. Один из «критиков» вел себя особенно возбужденно. Маяковский обратил на него внимание:

— Эй, что вы там окопались в темноте и размахиваете ручками? Выходите сюда, здесь мы поговорим при полном свете!

«Критик» не растерялся и перекочевал на эстраду. Он произнес весьма колючую речь. Маяковский с трудом сдерживал себя. Когда же он отвечал и кто-то попытался прервать его, Маяковский решительно запротестовал:

— Я молчал! Теперь вы будете сидеть как проклятые и слушать меня!

Несколько крикунов попытались заглушить его. Маяковский грозно посмотрел на бузотеров:

— Не родился еще богатырь такой, который меня бы переорал!

С него градом лил пот. Я предложил ему остыть, передохнуть после такой «жаркой схватки». Ведь в Ялту едем в открытой машине, с моря ветер…

— Что я — певец? Ерунда! Поехали!

По дороге я спросил:

— Зачем вы тратите столько энергии? Просто страшно!

— Знаю, но сдержать себя никак не могу. Я и до сих пор не могу прийти в себя от этой драки. Трудно было с ним справиться.

Наутро он увидел меня в вестибюле гостиницы «Марино» в момент острого приступа болезни печени. Я едва двигался. Он довел меня до лестницы, взял на руки, донес до самой постели и, как бы извиняясь, прошептал:

— Теперь пришла моя очередь поухаживать.

Вызвал врача, подал горячую грелку, заказал лекарства, принес фрукты, цветы. Одним словом, сделал все, что нужно и можно было сделать.

Вряд ли «критик» узнал бы вчерашнего Маяковского в этом бесконечно внимательном и нежном человеке.

Несколько дней спустя Маяковского пригласили осмотреть подвалы Массандры. Я пошутил: «Не советую». На что последовал стихотворный ответ:

Ну, а класс [50] В книге ― «класс-то», но Маяковский читал с эстрады именно так и еще добавлял слово «он». / он жажду / заливает квасом? / Класс — он тоже / выпить не дурак.

Поедем!

Я ответил словами из того же стихотворения: «Дела много — только поспевать».

После возвращения из Массандры он позвал меня в бильярдную. Взамен я предложил уже давно задуманную экскурсию — кажется, на водопад Учан-су.

— Не талмудьте голову! Отвечайте: «А вы в бильярд сыграть смогли бы?»

― «На флейте водосточных труб»?

— Нет, на деньги.

— И бесплатно не хочу. У меня — бесплатное море.

— А я одновременно и играю, и море наблюдаю. (Бильярдная выходила на набережную).

Наконец пришла из Хосты телеграмма: «Слегка заболела приеду пятнадцатого», затем другая: «Больна малярией» и в ответ на «служебную» предложила перенести встречу на Москву.

Позже Маяковский писал:

Я не спешу / И молниями телеграмм / мне незачем / тебя / будить и беспокоить… / Как говорят инцидент исперчен…

Эти строчки из «Неоконченного» повторяются и в предсмертном письме. «Инцидент иcперчен», ― частенько говаривал он. Эту остроту он слышал от артиста Владимира Хенкина. Шутка оказалась трагедийной.

Маяковский выступил в Ливадии на открытой площадке клуба, в крестьянском санатории, размещенном в бывшем царском дворце. Площадка была поделена пополам: одна сторона для отдыхающих, другая — для обслуживающего персонала и посторонних. Владимир Владимирович был поражен, увидев крестьян, сидящих в санаторных нарядах — пижамах.

— Мне уже приходилось бывать здесь, и по этому поводу я написал стихотворение «Чудеса», которое я вам сейчас прочту;

Как днище бочки, / правильным диском / стояла / луна / над дворцом Ливадийским. / Взошла над землей / и пошла заливать ее, / и льется на море, / на мир, / на Ливадию. / В царевых дворцах — / мужики-санаторники.

Наутро мы должны были на пароходе «Ленин» отплыть в Евпаторию.

Собирая вещи, Маяковский пожал плечами:

— Странно! Почему-то в дороге, как правило, чемодан набит до отказа! Я когда-нибудь нарочно возьму пустой чемодан.

Пришлось утрамбовывать вещи, танцуя поочередно на чемодане.

Маяковский отправился на пристань один, а я остался заканчивать срочные дела, рассчитывая успеть к посадке. Но задержался и прибежал после третьего гудка. Уже поднимали трап. Мгновение. Я успел схватиться за него и, само собой разумеется, автоматически взмыл кверху. Несколько секунд я висел над морской пучиной. Мне казалось, что взоры устремлены на меня. Я подумал — Маяковский небось разглядывает меня: каков циркач. На палубе хихикали, кое-кто оценил мою ловкость, и мне даже слегка аплодировали. Владимира Владимировича на палубе не оказалось. Странно. Я отправился на поиск и, войдя в ресторан, услышал из дальнего угла знакомый голос:

— Откуда вы, «прелестное дитя»? Ведь я был на палубе до самого «отдай концы» включительно — и вас не видел.

Взволнованный, я рассказал о приключениях и шепнул: «На борт подняли „зайца“ — я не успел купить билет».

Только на днях я доказывал, что в поездках никогда не бывает все гладко. Маяковский возражал:

— А вот в Крыму все гладко.

Я тогда поправил его: «Не все, а почти все». Теперь он это признал:

— Действительно, вы правы: в поездке не бывает все гладко.

Во время завтрака команда обратилась с просьбой выступить. Маяковский охотно согласился.

— Ваше дело в шляпе! — шепнул он мне, как только моряки ушли. Конечно, это была лишь шутка, ведь Маяковский согласился выступать без учета выгод — он никогда вообще не отказывал людям, которые хотели послушать его стихи.

Когда пароход прошел Севастополь, на верхней палубе, под брезентовым навесом, собрались моряки. Проникла и часть пассажиров. Поднялся ветер. Судно покачивалось и, переваливаясь с боку на бок, скрипело. Маяковский состязался с шумом ветра и волн. Он держался одной рукой за штангу.

— Приходится а открытом море сражаться с бурей, — пошутил он.

После краткого вступительного слова зазвучали стихи. В который раз прочитано «последнее» стихотворение! Просили еще и еще — долго не отпускали.

Немного отдохнув, он усадил меня на палубе в плетеное кресло и вручил русско-французский словарь. Сам же похаживал вблизи и просил проверять.

Я спрашивал десятки слов, читая их по-русски и по-французски. Почти все слова он переводил правильно.

— Годик еще позаниматься, и буду прилично владеть. Мне это крайне необходимо. Ведь почти ежегодно бываю во Франции.

Когда пароход подходил к Евпатории и она стала видна как на ладони, Маяковский тихо проскандировал:

Очень жаль мне / тех / которые / не бывали / в Евпатории.