Юрий Сагалович - 59 лет жизни в подарок от войны

Сначала придаточное предложение в этой фразе звучало скромнее, а именно: «…в общественном устройстве которых социалистические отношения, если и не преобладают, то прочно вплелись в ткань всей жизни». Но вскоре в переданной по радио России беседе русский художник Владимир Любаров, язык которого отличался сочностью, образностью и отсутствием каких бы то ни было признаков стандартной канцелярской жвачки, утверждал как-раз, что в таких странах, как Германия или Швейцария, — настоящий социализм, которого у нас и не было. А восхищение шведским социализмом он выразил словом «сумасшедший», произнесенным с такой восторженной интонацией, что ему я и последовал.

Не боясь вступить в противоречие с самим собой, должен сказать однако, что истинное представление о войне, понимание глубины и остроты ее трагедии, понимание сопровождающих ее страданий, незаживающая боль потерь — доступны разве что тем, кто все это перенес сам. Потому то, как удивительно верно заметила одна моя очень интересная и на редкость тонко и точно мыслящая собеседница, фронтовики между собой молчат. И только скупой вопрос и такой же лаконичный ответ можно услышать от них, когда они пытаются уточнить географическое место, быть может, общих боев и время, когда могли оказаться на одном участке фронта. А если таких совпадений не было, ну так и не было. Проникнуть сквозь завесу такого молчание может только тот, кто сам смотрел смерти в лицо. Ибо только такой момент в жизни оставлял в душе неизгладимый след. Настолько неизгладимый, что разглядеть его невооруженным взглядом непосвященного — невозможно. Фронтовики понимают друг друга молча, дети фронтовиков не поймут их, сколь бы отцы ни были красноречивы.

Между прочим, «я на войне» — это не только обобщающая, быть может даже несколько более выразительная, краткая характеристика. Это еще и курьезные воспоминания, связанные с войной. Ее, так сказать, отдаленные последствия. В сентябре 1970 г. я в составе группы сотрудников нашего института был в Мюнхене на конгрессе. В один из дней у меня образовалось свободное время, и я отправился к месту фашистских сборищ, Хофбройхаузу на «экскурсию». Возле киоска с сувенирами я увидел на вертушке открытку с изображением фестзала и попросил хозяина киоска показать мне, где находилось кресло Гитлера. Хозяин был весьма любезен. Пожилой здоровяк со щетиной под цвет щек, он стал говорить, что фотография сделана именно с того места, где обычно сидел Гитлер, и что именно поэтому самого гитлеровского кресла увидеть нельзя. Вдруг он резко оборвал свой рассказ и с оттенком подозрения спросил, почему я интересуюсь гитлеровским креслом, кто я такой и откуда. Я сказал, что из Москвы. В ответ: «Ich glaube nicht Ihnen!» Я показываю свой паспорт. Да, действительно… «Ich war in Russland, Wolchov! Und Ich habe ein Stuck…»- показывает на бедро. «Und Ich war in Deutschland» — отвечаю я. «In Arme-e-e?!» — изумляется он. «Ja, Ja, Und Ich habe ein Stuck auch» — показываю я на свое бедро. Лицо моего собеседника оживилось, глаза заблестели, во всей фигуре обозначилась решимость. Закрывает киоск и…. ведет меня на экскурсию по Хофбройхаузу, а потом дарит мне упомянутую открытку. Второй комичный эпизод случился в предместьи Цюриха ранней весной 1978 г., т. е. через тридцать три года после войны. Поднимаясь по довольно крутому склону в направлении нового комплекса Высшей технической школы, я поймал себя на том, что шаг мой стал пружинистым, и я слегка пригнулся, подавшись вперед. В чем дело? А в том, что по мере моего подъема над небольшим холмом стала вырастать крыша с характерными для немецких деревенских построек очертаниями. Приглушенный временем рефлекс сработал мгновенно.

Вдохновенным племенем Ф. Искандер называет шестидесятников.

Чуть было не написал — деятельность. Однажды в Совете ветеранов 1-й гвард. армии меня пригласили написать пару страниц в сборник «Автографы победителей». Там вместо моих слов: «…Меня назначили командиром взвода пешей разведки», было напечатано: «Я возглавил взвод пешей разведки». До сих пор краснею, когда вспоминаю про это. По-моему, даже маршал Жуков не говорил, что он «возглавил» фронт.