Теодор Крёгер - Четыре года в Сибири

Когда Фаиме и я отдавали наши пальто в гардеробе, лагерный староста и унтер-офицер Зальцер подбежали к нам и приветствовали нас. Лестница вела в зал.

Дверь вскоре открывается. Я вижу, как Фаиме в сопровождении двоих унтер-офицеров идет через широкую танцплощадку, как генерал быстро встречает ее и целует ей руку. Он говорит с нею, оба оглядываются, и вот они уже обнаружили меня. Они смеются и подходят ко мне.

- С вашим ростом трудно спрятаться! – и его превосходительство тянет и меня на танцплощадку.

Он берет под руку Фаиме и меня, унтер-офицер Зальцер ведет нас в угол, где уже сидят Иван Иванович и его жена.

- Вы так поздно пришли, господин Крёгер, мы хотим танцевать, – приветствует меня Екатерина Петровна, пока я касаюсь губами ее руки.

- Где же ты все время прятался, каланча? Все ждут вас, вы же знаменитости! Нужно танцевать, пить и кушать. Вы должны начинать! Тебя, Федя, ждут прекрасные женщины, которые едва могут усидеть на своих стульях. Они уже своими взглядами так просверлили входную дверь, что она стала похожа на решето. Моя жена не оставляла меня в покое уже весь день, итак, вперед, Федя! Капитан хочет быстро и сразу выговорить все, что у него на душе.

- Я ждал вас с нетерпением, – обращается генерал к татарке. – Вы же знаете, Фаиме, что вы единственная радость для меня, старика.

- Извините, ваше превосходительство, но раньше не получалось...

Искра из ее глаз вылетает в мою сторону, и лицо ее сияет...

- Но теперь, однако, мы хотим танцевать, Фаиме! – просит его превосходительство.

- С большим удовольствием, – отвечает она смущенно.

- Пожалуйста, музыку, обращается генерал к фельдфебелю, который тут же удаляется. Я вижу, как седой военный идет с Фаиме на свободную танцплощадку, как осторожно он кладет руку на ее талию и как он тихо и довольно улыбается ей.

Фаиме наклонила головку немного вбок, покраснела, потому что все вокруг смотрят на нее.

На подиуме Дайош хватает скрипку, резко откидывает назад голову, черные волосы разлетаются в стороны, и оркестр начинает играть.

Бессмертный король вальса Штраус звучит в городке в глубине Сибири. Фаиме парит в руках генерала. Он держит ее осторожно, как драгоценность, потом оба возвращаются к нашему столу.

Теперь я тоже должен танцевать. Жена полицейского капитана уже давно смотрит на меня. После танца я вижу, как Иван встает из-за стола и медленно уходит.

- Иван, я хотел бы кое о чем поговорить с тобой, – кричу я вслед ему. Я быстро прошу прощения и следую за ним.

- Я уже выпил вино, Крёгер, это плохо, или как? Нет, нет? У него действительно хороший вкус.

Мы все больше отдаляемся от танцующих. Я еще раз поворачиваюсь, вижу, как генерал снова танцует с Фаиме, и киваю обоим.

- Собственно, я хочу есть, знаешь! – говорит очень решительно капитан. – Может, пойдем на кухню, или как? Он смотрит на меня как озорник. – Там мы уже что-то выловим, прежде чем другие присоединятся. Я только поэтому встал, хотел лишь немного разведать содержимое кастрюль для мяса.

Дверь на кухню открывается. Как по команде мои товарищи стоят навытяжку, но капитан добродушно машет рукой. Мы доходим до стола, на котором готовятся закуски. Тарелка, и вот она уже полна; капитан на самом деле голоден, это видно по тому, как быстро тарелка опустошается. Благосклонно капитан хлопает по плечу товарища, который держал ему тарелку. – Хорошо, очень хорошо. Потом он поднимает крышки кастрюль. – Очень хорошо, очень хорошо! – говорит он с важным выражением лица. – Однако, парни умеют готовить, черт возьми, – и он осторожно качает головой.

- А знаешь, Федя, – и капитан берет меня за руку, – мне бы очень пригодились немецкий и австрийский повара у меня дома, что ты об этом думаешь?

- Блестящая идея, мой дорогой Иван.

- Тогда пришли ко мне сразу двоих. Мне хочется попробовать что-то новое, не вечное однообразие. У моей жены и глупой Машки нет никакого представления о приготовлении пищи.

- Фельдфебель! – кричу я проносящемуся.

- Слушаюсь, господин Крёгер!

- Господин капитан хотел бы иметь немецкого и австрийского поваров. Есть у вас кто-то подходящий?

- Так точно, господин Крёгер!

- Прекрасно, тогда попросите, пожалуйста, обоих товарищей приступить к работе прямо завтра.

- Слушаюсь!

Мы снова усаживаемся за нашим столом в зале.

Закинув назад голову, с плутовскими, смеющимися глазами, так танцует Фаиме со мной, в то время как черный Дайош подмигивает нам с подиума.

Ритм венгерской музыки заставляет быстрее биться наши сердца.

- Мои губы еще пылают от твоих поцелуев, моя любимая.

- А мои... холодны как лед... , – отвечает она.

Я вижу алые губы, белые зубы, сверкающие глаза. Наконец, подают на стол. Оркестр продолжает играть. Венгры не знают усталости, как будто хотят, наконец, наиграться вдоволь.

Время идет и идет, но никто не хочет идти домой, так нравится всем этот вечер в импровизированном лесу. Учителя, многие переселенцы в самом лучшем настроении. Можно видеть девушек в безвредном ухаживании, мужчины делают им комплименты, угощают их сладостями. Они смеются, шутят, танцуют.

Оркестр делает один перерыв за другим, музыканты едят, пьют, снова пьют, и после этого их ритм становится все быстрее, горячее, их глаза пылают. Дайош извлекает из своей скрипки истинно волшебные звуки. Он снова подмигивает мне, но, особенно, конечно, женщинам, черный черт. Фаиме танцует со мной как вакханка.

Лотерея почти пуста, так как щедрые люди наполнили кассу моих товарищей.

- Осталось лишь последние десять билетов! – кричит громко и озорно обычно такой тихий и печальный адвокат городка.

- Даю десять рублей, господин коллега, – отвечает прибывший несколько дней назад из Екатеринбурга нотариус.

- Я плачу вдвое больше! – откликнулся адвокат.

- Пятьдесят рублей! – прерывает нотариус, – и они принадлежат мне!

Наступает внезапная разрядка, так как лотерея распродана. Теперь люди смотрят на номера и получают вещи. Это разные предметы, все они изготовлены моими товарищами. Мой билет выигрывает немецкую кокарду с цветами моего государственного флага.

- Господин Крёгер, – обращается ко мне генерал, – теперь будет главный выигрыш, смотрите! Он встает, берет Фаиме под руку, и они идут в середину зала. Там он высоко поднимает обе руки, и все умолкает.

- Сколько можно заплатить за единственный поцелуй этой женщины...?!

На мгновение воцаряется полная тишина, но потом начинаются бешеные аплодисменты и бурный шум, числа гремят в зале, люди смеются, они в восторге. Я складываю ладони рупором у рта и кричу: – Сто рублей.

- Не считается, – звучит голос Иллариона Николаевича, – супруг не участвует в соревновании. Это не считается! Смеясь, он машет мне рукой, склоняется к Фаиме и говорит ей что-то на ухо, в то время как крики «браво!» снова вызывают новую радость. Я вижу, как Фаиме усердно качает головой, а генерал упрашивает. Предложения сыплются со зловещей быстротой.