Анатолий Воронин - Второй пояс. (Откровения советника)

Ни хрена себе! Ну надо же, чего придумал — козел!

Я быстро озвучил нашим мужикам последнюю фразу, произнесенную сарбозом.

А в это время плотное кольцо из сарбозов уже сомкнулось вокруг нас. В руках у некоторых из них появились автоматы. Дело принимало довольно серьезный оборот. Я мельком глянул на «седого полковника», и не узнал его. Лицо его стало белее простыни, свисающей со второго яруса кровати, рядом с которой мы стояли.

То, что произошло в следующее мгновение, можно считать реакцией русской человека на выброшенную в его кровь порцию адреналина.

Десантник, стоявший перед «седым полковником», передернул затвор своего ПК, и, поведя стволом в сторону сарбозов, диким голосом заорал:

— Дреш, суки! Поубиваю гадов, если хоть шевельнетесь!

Второй десантник выдернул из лифчика сразу две РГДэшки. Причем обе гранаты каким-то образом оказались уже без колец. Стоило ему разжать пальцы, и через несколько секунд вся эта свора «муртузеев» превратилась бы в кучу окровавленных трупов. И мы вместе с ними.

В моем автомате патрон всегда был в патроннике. Сняв автомат с предохранителя, я наставил его на комбата.

По всей видимости, выражения лиц у нас были такими звериными, что растерявшиеся сарбозы боялись даже шелохнуться.

— В общем, так, майор, — не опуская ствола, обратился я к комбату, — если твои орлы не разойдутся сию же минуту по своим норам, то они узнают, как умеют воевать шурави. И передай им, что если я еще хоть раз услышу от кого-нибудь, что шурави заодно с душманами, пристрелю ишака вот этой вот рукой. Ты все понял или тебе нужно перевести?

Комбат утвердительно закивал головой.

— Тогда тебе слово.

Заикаясь, комбат перевел мои слова сарбозам.

— Слово в слово, — констатировал стоящий рядом со мной Юра.

Сарбозы нехотя стали расходиться по разным углам, тихо обсуждая между собой происшедшее.

Сарбоз со шрамом продолжал стоять посреди комнаты, отрешенно глядя куда-то внутрь себя.

По всей видимости, до него наконец-то дошло, к чему могла привести его сегодняшняя выходка, и теперь он смиренно дожидался своей участи.

Я толкнул его в плечо.

— Проснись, бача. Ты по-русски то хоть говоришь?

Он утвердительно закивал головой.

— Кам-кам понимать.

— Понимаешь, значит, немного, ну и то хорошо. — Я посмотрел ему прямо в глаза. — Тебя как величать-то?

Сарбоз беспомощно оглянулся на Юру. Стало быть, не совсем понял.

— Как тебя звать? — тыча пальцем в грудь сарбоза, переиначил я свой вопрос.

— Гарифулла.

— Так вот, слушай меня внимательно, Гарифулла. Пока ты здесь, в казарме, свои дреши рвешь, такие парни как они, — я показал в сторону стоящих рядом десантников, — погибают сейчас в «зеленке». И много погибает. А ради чего, или кого? Да ради того чтобы тебе и твоему народу помочь. А ты нас в один ряд с душманами поставил. Нехорошо это, Гарифулла. Не делай больше так никогда. Ты меня понял?

Я попросил Юру перевести мою «пламенную» речь. Да так, чтобы все сарбозы слышали.

После того, как Юра озвучил последнюю фразу, Гарифулла утвердительно закивал головой, давая тем самым понять, что все отлично понял.

За то время, пока я общался с Гарифуллой, «седой полковник» не проронил ни слова. Но белизна с его лица заметно спала. Стало быть, оклемался господин инспектирующий. Ну и слава богу.

Когда уже уезжали из батальона, «седой полковник» наконец-то ожил. Обращаясь к комбату, он сказал:

— Майор. У вас осталось очень мало времени, чтобы навести порядок в подразделении. Смотрите, не упустите и его.

Когда ехали по городу, «седой полковник» ни с того ни с сего вдруг сказал.

— Анатолий, тебе нужно было идти служить замполитом в армию, а не в милицию. Вон как красиво говоришь. Еще бы немного, и твой муртузей Гарифулла наверно расплакался бы.

— Да не мой он муртузей, товарищ полковник, а наш. И все они наши. Я вот все думаю, как они без нас потом жить-то будут. Ведь перережут их всех «духи», однозначно.

Дальше ехали молча, думая каждый о своем. Уже подъезжая к «Компайну», «седой полковник» вдруг неожиданно спросил:

— Анатолий, у тебя найдется что-нибудь выпить?

Я прикинул, что у нас могло остаться по сусекам после вчерашнего гужбана. Скорее всего, — ничего. Но огорчать полковника мне не хотелось.

— Сообразим чего-нибудь, товарищ полковник. Заодно посмотрите где, и как мы живем.

Пока Юра показывал «седому полковнику» нашу достопримечательность — баню, я сбегал к «Сизому носу». Он человек непьющий, но водяра и коньячок у него всегда водились. Для таких вот неординарных случаев. Я коротко объяснил ему сложившуюся ситуацию. И он её оценил правильно, пригласив меня и «седого полковника» к себе на виллу.

Пузырек водки под тушенку и соленые огурцы мы уговорили за один присест. «Сизый нос» намекнул, что готов поставить на стол еще одну бутылку водки, но «седой полковник» отказался, мотивируя это тем, что сегодня вечером должен идти с докладом к Варенникову, и поэтому должен быть в норме.

Не знаю почему, но я вдруг спросил у «седого полковника», давно ли он знает генерала.

— Да уж давненько, — задумчиво произнес он.

— А откуда он вообще взялся, этот Варенников? Когда я пятнадцать лет тому назад срочную служил, ничего о нем и не слыхал.

— Когда ты, Анатолий, срочную служил, он уже в генералах ходил. А с Великой Отечественной он в звании капитана пришел. Вот скажи мне, ты знаешь о том, что за событие произошло 24 июня 1945 года?

— Ну-у, это-то я знаю. Парад Победы был, на Красной Площади.

— Точно! Парад Победы! А вот скажи, кто нес самое главное знамя Победы на том параде?

— А вот этого я не знаю.

— А-а! Вот то-то и оно, что не знаешь. А нес это знамя тот самый капитан Варенников, который сейчас генерал армии. Так-то вот. Видишь, с какими людьми ты здесь в Афгане повстречался. Цени это.

В отличие от нас двоих, «седой полковник» был человеком курящим. Уже собираясь отъезжать, он решил выкурить свою цигарку, и мы еще минут пятнадцать стояли около виллы «Сизого носа», ведя разговор на житейские темы.

Недалеко от нас лежал огромный белый пес, неизвестно какой породы. Этот пес еще щенком приблудился в «Компайн», да так и прижился, облюбовав виллу старшего военного советника. За его несносный характер и злобность дали ему кличку «Гульбеддин». Пес добродушно относился к советникам, но только в том случае, если они были в форме. Гражданских лиц он не признавал, а афганцев вообще органически не переваривал, сопровождая неистовым лаем каждое их появление в «Компайне».

Но кроме афганцев был у «Гульбеддина» ещё один закоренелый враг — рыжий петух по прозвищу «Душман». В свое время «Гульбеддин» имел неосторожность загрызть курицу, случайно забредшую на охраняемую им территорию. А курица та была любимой женой «Душмана». Вот с того дня петух и возненавидел «Гульбеддина». Он ежедневно приходил к его двору, и в качестве моральной компенсации за понесенную утрату нагло залезал в миску с едой, и своими грязными лапищами начинал разбрасывать собачьи харчи по сторонам. «Гульбеддину» до соплей было обидно, что какой-то петух не только нарушает его суверенитет, но ко всему прочему оставляет ещё и без обеда.