Артем Драбкин - «Сапер ошибается один раз». Войска переднего края

— Я был атеистом.

— В приметы верили?

— Нас четверо братьев было, из них трое в армии в войну были. Так вот, мать наша всегда ложилась спать с молитвой за нас, за сыновей. Молила Бога, чтобы сыновья остались живы, раньше времени в могилу не сошли. На фронте мне некогда было об этом думать, но, когда я приехал домой, я вспомнил, как она молилась. Вот в этом случае у меня сомнения, неужели дошли ее молитвы? А так — ни амулетов, ни примет не было. У нас отец был атеист, и мы воспитаны были атеистами.

— Какие награды вы имеете и за что они получены?

— Орден Красной Звезды, получен за участие в форсировании Днепра, взятие Киева, как было указано в наградных документах.

— Против бандеровцев и власовцев вы воевали?

— Довелось немного в Западной Украине, местечко Садовая Вишенка. Бригада там стояла на отдыхе, а нас привлекали для комендантского надзора за населением ночью. С вечера выстраивают, разбивают на патрули по 2–3 человека, дают сектор — столько-то домов по такой-то улице, проверить дома, чердаки, подвалы, колодцы, кладовки на наличие подозрительных и без документов. Всех таких лиц отводить в комендатуру.

Однажды полез я на чердак, автомат на боевом взводе. То же самое, если в подвал лезешь. Этим занимались недели полторы-две. По возвращении в воинскую часть была перекличка, все ли вернулись. Из одной проверки двое не вернулись. Немедленно отправили на поиски всю роту, а возможно, и всю бригаду. Танкистов только не трогали. Искали, а чего ночью найдешь? Нашли через два дня в хлеву; а хлевы там капитальные, каменные, двери внушительные. Дверь двухстворчатая, открывается на обе стороны. Нашли их под соломой благодаря тому, что у одного ботинок не был завален. Когда разрыли, они оказались зарезанными. Видимо, когда наши двери распахнули в хлев, зашли для проверки, те стояли за створками, ножами с двух сторон зарезали. Погибшие солдаты были из комендантского взвода или взвода связи, я уже не помню.

Каково было наше отношение к ним? Крайне отрицательное отношение.

— Какие чувства вы испытывали в боевой обстановке?

— Привыкли. Конечно, когда попали на фронт, первые месяц-полтора все как-то необычно было, иногда страшно. Бомбежку переносили очень тяжело. Однажды побежали от бомбежки в Днепр — «юнкерсы» встали в карусель, пока весь запас не высыплют, не улетят. А наша авиация под Курском осталась на аэродромах, немцы и свирепствовали первые дни.

— Как можно описать правила и приемы, позволяющие выжить на фронте?

— Очень много зависит от командира подразделения, хороший командир вселяет в подчиненных спокойствие и уверенность. Новохатько, например, как только начали к Днепру подходить, специально остановил бригаду, всех выстроил и говорит: «Ребята, не бояться, не падать духом. Мы с вами. Быть дружнее, не робеть!» Не робеть — так и выразился. И все остальные командиры нас поддерживали. Мне кажется, это самое главное.

Во время бомбежки они нас хорошо обучали. Самолеты летят: «Ребята, не бойтесь, они нас бомбить не будут. Раз они пролетают над нами, будут бомбить другой участок».

В работе сапера главное — осторожность, спешки не допускать. Найти мину, разрыть, найти взрыватель, выкрутить его. Вот главное.

— Как вы считаете, почему мы победили в той войне?

— Мне кажется, что победил тот общественный строй. Действительная дружба народов была. В нашем взводе были русские, украинцы, татары, марийцы, армяне, казахи — все как один, все к одной цели шли. Это касается и всех остальных национальностей, за исключением, пожалуй, западных украинцев, молдаван, может быть, литовцев, латышей, эстонцев. Они еще не вжились. Победила наша промышленность, позволившая создать современное вооружение. Пожалуй, против этого ничего не скажешь.

(интервью Александра Бровцина)

— Родился я 7 ноября 1923 года в деревне Кундыш-Мучакш Санчурского района Кировской области, мариец. Учился в Златоустовском и Черниговском военно-инженерных училищах, на центральных курсах минных заграждений и особой техники при Военно-инженерной академии с декабря 1941-го до июня 1943 года. После их окончания служил командиром саперного взвода, командиром саперной роты в 147-м отдельном батальоне инженерных заграждений 27-й Ясской отдельной минно-инженерной бригады, 92-м отдельном гвардейском саперном батальоне 81-й гвардейской стрелковой дивизии, 31-м отдельном гвардейском мотосаперном батальоне 9-го гвардейского мехкорпуса 6-й гвардейской ТА. Воевал под Курском, на Украине, в Молдавии, Румынии, Венгрии, Чехословакии, Австрии, Китае. Три раза был ранен и один раз контужен. Награжден орденами Красной Звезды, Отечественной войны I и II степеней. После демобилизации из армии в 1947 году работал на предприятиях Дальнего Востока, Кировской области и города Кирова.

20 июня 1941 года у нас выпускной вечер был Санчурской средней школы, три десятых класса. Рано утром 21 июня разошлись с песнями, директор вместе с нами. Погуляли и пошли домой. До дома по тропинкам 25 километров, а по дороге все 37 километров. Пришел домой и лег спать, а утром гулянье было в деревне — праздник же, воскресенье. Все гуляют, шутят, а часов в 11 у меня друг прибежал, говорит:

— Саш, ты слышал?

— Чего?

— Война.

— Что, какая война?

— Я поймал, пошли!

У нас был самодельный приемничек детекторный, слабенький, ничего толком не слышно. Сначала само слово «война» произнести вслух боялись. И уже вечером сообщили еще раз, вот так встретили войну.

— Чего боялись?

— Что новость окажется ложной. Знаете же, как тогда было, — в паникерстве могли обвинить. Ладно, война так война. Все наши выпускники трех десятых классов собрались вместе и в военкомат приперлись, дураки, в первые же дни. Нас сначала прогнали.

— Как вы пришли к этому решению?

— Ну как? Все мы были еще молоды. Я после окончания школы мечтал поступить в Ленинграде в Военно-медицинскую академию, и друг мой тоже мечтал туда ехать. Мы с ним собрались, а он мне говорит: «Знаешь что? Я пораньше поеду. Вот сейчас приду домой, возьму билет и поеду, погуляю по городу пока». У него семья побогаче была, а мне собраться трудно было, и я ушел по призыву. Он потом погиб в Ленинграде, краснофлотец Селезнев, у меня даже есть выписка из Книги памяти. Первый раз нас прогнали, а потом, в самом конце июня или первых числах июля, вызвали. Собралось нас 21 человек, у одного костный туберкулез нашли. Его в армию не взяли, он даже плакал: «Как так, вы все пошли, а я нет»?