Леонид Владимиров - Россия без прикрас и умолчаний

И советские рабочие не питают иллюзий. У них все больше митингов и все меньше шансов на нормальное, человеческое существование.

— Если когда-нибудь состоится публичный суд над нынешним режимом, – сказал мне сибирский журналист, известный своими сельскими очерками, – то самыми тяжкими обвинителями на суде будут крестьяне. Ад, разверстый для них Сталиным, продолжается по сей день.

Этот человек знал деревню гораздо лучше меня, но все-таки я с ним не согласился. И дело было не только в том, что возможность публичного суда над современными русскими диктаторами представляется мне маловероятной. Я сказал моему собеседнику, что чаши страданий рабочих, крестьян, интеллигентов, переполненные до краев за последние 50 лет, практически одинаковы. Но главная его ошибка та, что всю вину за крестьянские муки он взвалил на Сталина.

В последующем споре мой собеседник признал, что ужасы в деревне начались еще до Сталина, что львиную долю ответственности за них нес Ленин.

Читая эту книгу, вы успели, вероятно, заметить, что я не пишу историю и не вдаюсь в теоретический анализ. Последующие несколько страниц будут единственным исключением из этого правила. Положение советских крестьян настолько сложно, что его невозможно понять, опираясь только на сегодняшние факты.

«Основоположники марксизма», как принято именовать в России Карла Маркса и Фридриха Энгельса, не дали никаких указаний, что делать с крестьянством после пролетарской революции. Говоря о грядущей диктатуре пролетариата, они имели в виду промышленно развитые страны вроде Англии XIX века, где рабочий класс численно превосходил все остальные и продолжал набирать силы. Но Ленин готовил свою революцию в типично крестьянской стране, где пролетариат даже в начале XX века составлял скромное меньшинство. Надо было найти место в послереволюционной структуре России для 100 миллионов деревенских жителей, определить их роль в стране.

Ленин был городским жителем, образование имел юридическое. Положение в русской деревне было ему известно только из книг и газет. Среди его коллег по революционному движению не было ни одного крестьянина (к слову сказать, очень мало было и рабочих). Но все это не смутило гения революции, и он бодро «развил и дополнил» марксизм своими предначертаниями по крестьянскому вопросу. Его дилетантская теория, дополненная послереволюционной практикой, была смертным приговором русскому крестьянству.

Из сочинений Ленина очень ясно видно, что крестьян он презирал, считал людьми второго сорта, призванными обслуживать «гегемона революции» – рабочий класс. Он писал, что крестьянство насквозь пропитано мелкобуржуазной собственнической психологией, повторял слова Маркса об «идиотизме деревенской жизни», с ненавистью упоминал о патриархальном укладе сельской семьи, который, конечно же, предлагал немедленно разрушить. Маскируя это свое истинное отношение к крестьянству (которое, однако, сразу после революции воплотилось в кровавые погромы), Ленин «пристегнул» крестьян к марксизму, объявив, что послереволюционное правительство будет «революционно-демократической диктатурой пролетариата и крестьянства».

Пожалуйста, не пытайтесь постичь суть последней формулировки. Ее никто никогда толком не понимал, ее лишь послушно повторяли. Сочетание таких слов как «демократическая диктатура» равносильно фразам «черный снег» или «сухая вода», но ведь слова Ленина обсуждению не подлежат. Любое их извращение – ересь, и масштабы применения аутодафе за эту ересь совсем не те, что были в XVI веке у гуманной и нерешительной Святой инквизиции...

По Ленину, все крупные землевладельцы должны были быть экспроприированы. Лозунг революции звучал заманчиво – «земля – крестьянам», но это вовсе не означало отдельным крестьянам. На первом этапе допускалась передача отобранных земельных наделов в пользование крестьянам-беднякам, однако это была не их земля, а государственная. Крестьяне на ней были в лучшем случае испольщиками, так как львиную долю урожая следовало безвозмездно сдавать государству.

Нетрудно понять, что это означало откровенную классовую дискриминацию. Рабочие практически ничего не должны были отдавать бесплатно, они с первого дня революции обкладываются весьма низким налогом. Крестьяне же, формально уравненные в правах с рабочими («диктатура пролетариата и крестьянства»!) были обязаны без малейшей компенсации отдавать куда больше, чем прежде доставалось помещику. Пропагандистский ленинский тезис гласил, что «за это» рабочие посылают им сельскохозяйственные машины, но это был совсем уж откровенный обман: сразу после организации машинно-тракторных станций с крестьян стали брать дополнительно тяжелую «натуроплату» за пользование машинами.

Вероятно, сам Ленин понимал, что подобная политика по отношению к крестьянам – просто-напросто высасывание соков, обыкновенный грабеж. Стало быть, требовались особые меры, чтобы удержать в повиновении и беспрепятственно грабить десятки миллионов людей. В качестве главной меры ленинская теория рекомендовала старинный метод всех тиранов – «разделяя, властвуй». Было сказано: крестьяне отнюдь не равноценны перед лицом революции. Истинно революционны только бедняки, им вся власть в деревне. К так называемым «середнякам», то есть чуть более зажиточным крестьянам, революция относится терпимо при условии их полной лояльности и сдачи государству в срок всех податей. Наконец, благополучные крестьяне, образцовые хозяева – это «кулаки», заведомые враги революции. Их надо на первом этапе всячески притеснять, а затем и экспроприировать.

Так для удержания крестьян в повиновении теория вводила в действие зависть – могучий стимулятор самых низких, самых недостойных поступков. Черная сила зависти известна любому исторически грамотному человеку. Ленин определенно был исторически грамотен, он хорошо понимал, что духовное совершенствование личности есть подавление низменных чувств, в первую очередь зависти и нетерпимости. Он это понимал и потому сделал ставку на зависть и нетерпимость.

Однако теория Ленина о судьбе крестьянства шла еще дальше. На следующем этапе, когда с «кулаками» будет покончено, и все крестьяне превратятся в бедняков (обратного движения по той же теории быть не могло, ибо крестьянин, становившийся богаче, «зачислялся» в контрреволюционеры), у них не останется иного выбора, как объединиться в коммуны. Эти коммуны, по мысли Ленина, обрабатывая землю сообща и пользуясь машинами, смогут исправно кормить рабочих и партийных чиновников. Ни земли, ни сколько-нибудь серьезного имущества в личном пользовании членов коммун быть не должно – им следовало выдавать пищу в ограниченных размерах и пропаганду в неограниченных. Так окончательно «решался» крестьянский вопрос.