Леонид Владимиров - Россия без прикрас и умолчаний

Практические выводы из подобных «теорий» звучали совсем уж дико, но, тем не менее, совершенно серьезно излагались в «ученых трудах» лысенковцев. Утверждалось, например, что из пшеницы может получаться рожь, из овса – овсюг, а из яйца кукушки может вылупиться пеночка (честное слово, я не утрирую, не преувеличиваю, я это видел сам в статьях Лысенко, не только в книге, о которой сейчас рассказываю). Говорилось, что деревья, например, надо сажать гнездами: из гнезда вырастет всего одно дерево, но это не значит, что оно подавит остальные – ведь внутривидовой борьбы не существует, – а просто остальные саженцы «сознательно» принесут себя в жертву самому сильному и здоровому деревцу и тем помогут (да-да, именно помогут!) его росту.

Лысенко и его «карманный идеолог» некто Исаак Презент постоянно клеймили ученых-генетиков за «отрыв от жизни», за «возню» с мухами-дрозофилами вместо «реальной помощи сельскому хозяйству». Однако, как совершенно точно установлено, ни одно предложение «мичуринских биологов» (а недостатка в самых фантастических рекомендациях не было) не принесло даже ничтожной пользы сельскому хозяйству. Наоборот, предложения эти, обычно принимавшие силу закона для всей страны, подорвали агрономию СССР коренным образом.

Крупнейшие ученые страны пытались, как могли, бороться с бедствием. Но лысенковцы никогда не шли на открытый научный спор, понимая свое бессилие в этом смысле. Они действовали иначе.

В 1940 году великий русский биолог Николай Вавилов «осмелился» высказать Трофиму Лысенко свое негодование по поводу безграмотных и антинаучных теорий, по поводу расправы с инакомыслящими – к тому времени уже многие видные профессора томились в тюрьмах по политическим доносам Лысенко и его группы. Николай Вавилов изложил свою точку зрения также в письме тогдашнему министру сельского хозяйства Бенедиктову. Лысенко «возразил» на это по-своему: 6 августа 1940 года академик Вавилов был схвачен и брошен в Саратовскую тюрьму. Вслед за тем была создана «авторитетная комиссия» из лысенковцев, чтобы определить состав преступлений Николая Вавилова. Составленный ею акт утверждал, например, что Вавилов портил аэродромы, рекомендуя засевать их негодными сортами трав. Остальные обвинения были на том же уровне.

Николай Вавилов погиб в тюрьме в начале 1943 года. Незадолго до того Королевское Общество Великобритании избрало его своим почетным членом, но ученый так и не узнал об этом.

После окончания войны, когда многим казалось, что возможна некоторая демократизация советского общества, несколько мужественных людей вновь попытались доказать никчемность «теорий» Лысенко и опасность вытекающей из них практики. Самыми «неприятными» для Лысенко противниками были академики Прянишников и Шмальгаузен. Их доводы, ясные и неоспоримые, склонили на их сторону далее кое-кого из высшего партийного руководства – например, известного сталинского сатрапа Андрея Жданова. В печати была опубликована статья его 27-летнего сына Юрия, который в этом возрасте занимал уже должность заведующего отделом науки ЦК партии. Юрий Жданов осторожно, но вполне определенно выступал против Лысенко.

Встревоженный «основоположник мичуринской биологии» кинулся к Сталину и нашел у него полную поддержку. В 1948 году состоялась так называемая «биологическая дискуссия» при Академии сельскохозяйственных наук. Это был дикий погром всех подлинных генетиков, которых назвали «морганистами-менделистами-вейсманистами». К счастью для него, академик Прянишников скончался за три месяца до открытия «дискуссии», так что главный удар пришелся по академику Шмальгаузену. Однако после «биологической дискуссии» было арестовано, выброшено из университетов и лишено всех ученых званий не меньше трех тысяч человек! Так, одним ударом, Лысенко окончательно разделался со всеми своими противниками и стал до самого 1964 года безраздельным властелином в биологии.

Об обстановке, какая сложилась в стране после «дискуссии», говорит такой факт. Ближайший сотрудник академика Прянишникова профессор Дикуссар в «дискуссии» не участвовал – он был в это время на отдыхе вне Москвы. Вернувшись, он с изумлением обнаружил, что нигде больше не работает – его заочно сняли со всех постов. Трофим Лысенко мстил таким образом мертвому Прянишникову.

Профессор Дикуссар отправился в ЦК партии. Его принял заведующий отделом сельского хозяйства Сотников – один из ставленников Лысенко. Дикуссар попросил у него какой-нибудь работы, сказав, что всю свою жизнь отдал биологии и больше ничего, к сожалению, делать не умеет.

— Покажите мне какую-нибудь Вашу статью с критикой взглядов академика Прянишникова, – сказал ему Сотников.

Дикуссар пожал плечами и ответил:

— Покажите мне хоть одно место в сочинениях Прянишникова, которое заслуживало бы критики.

— Ах, вот как вы разговариваете! – вскипел партийный босс. – Тогда до свиданья.

Дикуссар ушел и через три дня был арестован. Он выжил в лагере и был реабилитирован после смерти Сталина. Возобновил научную работу, однако, не в Москве – это не удалось, – а в Кишиневе, в Молдавской Академии наук.

В конце пятидесятых годов было восстановлено доброе имя покойного академика Прянишникова. В 1961 году вышел в свет сборник его памяти. Предисловие к сборнику написал... Сотников! Тот самый Сотников. Он в то время занимал пост министра сельского хозяйства РСФСР. Здравствует он и поныне.

Такими примерами – полностью документированными – заполнены все 238 страниц обвинительного акта против Лысенко. Доносы, аресты, кровь, смерть, самоубийства ученых. Когда после XX съезда партии началась реабилитация жертв сталинского террора, следователи обнаружили, что десятки ученых были в свое время арестованы по доносам некоего Якушкина, носившего звание академика. Этого Якушкина вызвали, и он показал, что систематически фабриковал доносы на неугодных Лысенко людей. Он был и членом «ученой комиссии» по обвинению Николая Вавилова. Якушкин подписал эти свои признания, приехал домой и умер от разрыва сердца.

Но его вдохновитель Лысенко даже в это время чувствовал себя прекрасно. Хрущев ценил его так же высоко, как и Сталин. Уже в шестидесятых годах Лысенко с помощью Хрущева «убрал» своего идейного противника академика Дубинина (который, к неудовольствию Лысенко, сумел пережить последискуссионный террор) с поста директора института генетики Сибирского отделения Академии наук СССР.

И вот Лысенко пал, его учение объявлено несостоятельным. Переписываются все учебники биологии для школ и университетов, меняются программы научных исследований. Признается существование гена, снова идут опыты над мухами-дрозофилами, развивается изучение кода наследственности, действия химических и радиоактивных мутагенов. Искореняются из сельскохозяйственной практики агрономические «приемы», рекомендованные Лысенко. Казалось бы, нужно сделать еще одну вещь: отстранить от научной работы самого Лысенко и его хотя бы ближайших приверженцев – слава Богу, они убедительно доказали, что никакого отношения к науке не имеют. В дальнейшем не мешало бы тщательно ознакомиться с поступками каждого из этих людей и предать их суду за совершенные уголовные преступления.