Викентий Вересаев - Том 5. Воспоминания

Я развращен был в душе, с вожделением смотрел на красивых женщин, которых встречал на улицах, с замиранием сердца думал, — какое бы это было невообразимое наслаждение обнимать их, жадно и бесстыдно ласкать. Но весь этот мутный душевный поток несся мимо образов трех любимых девушек, и ни одна брызг а не попадала на них из этого потока. И чем грязнее я себя чувствовал в душе, тем чище и возвышеннее было мое чувство к ним.

Вот я сейчас сказал: «Три любимые девушки»… Да, их было три. Всех трех я любил. Мне больше всех нравилась то Люба, то Катя, то Наташа, чаще всего — Катя. Но довольно мне было видеть любую из них, — и я был счастлив, мне больше ничего не было нужно. И когда мне больше нравилась одна, у меня не было чувства, что я изменяю другим, — так все-таки много оставалось любви и к ним. И при звуке всех этих трех имен сердце сладко сжималось. И сжимается сладко до сих пор.

Меня самого удивляло и смущало: как это? Разве когда-нибудь любят трех сразу? Пробовал любить одну какую-нибудь из трех. Ничего не выходило: и обе другие так же были милы, и, когда я видел любую из них, душа расширялась, как будто крылья развертывала, и все вокруг заполнилось солнечным светом.

И я признал факт. И писал в своем дневнике:

19 феврали 1884 года. Воскресенье

10 час. вечера. В гостиной гости.

Очень интересен следующий психологический вопрос: возможно ли сразу полюбить трех женщин (полюбить — в смысле влюбиться)? Вопрос этот тем более заслуживает самого серьезного внимания, что, как кажется, до сих пор не был разработан ни одним романистом. Если у меня окажется впоследствии какой-нибудь талант, то непременно выведу такую любовь, потому что она мне кажется возможной. Еще Достоевский сказал, что «трудно себе представить, за что и как можно полюбить». Физическая красота, но главным образом какие-то неуловимые духовные особенности любимой личности (мужской или женской) заставляют нас именно ее считать выше всех остальных, представлять ее идеалом всех женщин (я говорю — женщин, потому что рассматриваю этот вопрос как мужчина), — и именно идеалом, то есть образцом для всех других женщин. Примеров этому тьма. Возьмем ли мы серенады средних веков (см серенаду Дон-Жуана в драме графа Ал. К. Толстого «Дон-Жуан»), возьмем ли любовные стихотворения современных поэтов, — везде видно одно и то же: всякий свою деву называет прекраснейшей в мире. И вот теперь возникает психологический вопрос, который должен заставить задуматься всякого мыслящего человека: почему невозможно, что физические и психические особенности нескольких женщин сразу оказывали бы совершенно одинаковое влияние на сердце? А раз это так, то человек легко может сразу любить трех девушек. Обыватель-мещанин над этим посмеется, но человек с самостоятельною мыслью в голове может над этим очень глубоко задуматься.

Из дневника:

20 февраля. Понедельник

Читаю теперь «Даниеллу» Ж. Занд. Я прочел уже несколько ее романов, и везде одна и та же основа — любовь. Бедная! Она не понимает другой любви, кроме самой скотски чувственной… Вот, вместе с Чернышевским, истая представительница нашего положительного века!

Должен сознаться, — Чернышевского я не читал: только слышал, что он в романе «Что делать?» якобы проповедует самый бесцеремонный разврат.

10 марта. Суббота

Спасибо Тургеневу! Сколькими сладкими, дорогими минутами жизни я ему обязан! Для меня он — первый поэт в мире. Во время неудач, невзгод я прибегаю к нему и, при чтении его, душа очищается, тоска пропадает. При нем забывавши все дрязги жизни, уносишься в далекий, идеальный мир… И в это-то время как жаль мне темных, необразованных людей, которым недоступны высшие духовные и эстетические наслаждения! Как не вспомнить тут слов Жорж Занд: «Когда я подумаю, как мало нужно для благоденствия человека, который много живет умом, я всегда удивляюсь алчности к богатству и стремлению к роскоши».

2 апреля. Понедельник страстной

12 час. ночи

Говенье началось. Сегодня у обедни были Конопацкие. Я совсем не мог молиться: они стояли как раз передо мной, и я все время службы не отводил глаз от Кати. Коса у нее, если только это возможно, стала еще роскошнее. Стройная, грациозная, нужно было видеть, как она преклоняла колени, подымалась, крестилась… Любы не было в церкви.

4 апреля. Среда

Вижу их (издали) почти каждый день. И все-таки — неужели не увижу их до рождества?! Экзамены, потом летом — в деревню, осенью — в Петербург. Сколько времени жить надеждой на краткое свидание!

А годы проходят, все лучшие годы…

7 апреля. Великая суббота

Конопацких ни вчера, ни сегодня я в церкви не видел. На столе беспорядок, нужно бы прибрать к празднику, но ничего делать не хочется… Может быть, Конопацкие будут у заутрени… Конечно, надежды и тогда очень мало, чтобы могли пригласить к себе, — а без приглашения я и сам не пойду, но все-таки хоть нагляжусь на Катю…

10 час, вечера

Почти все в доме спят. В столовой приготовляют стол для розговен… Через час все пойдут к заутрене… Если Катя будет там…

3 часа ночи

Ура! Ура! Ура! Были и Катя и Люба! Но главное, главное, — я себя не узнаю: после окончания заутрени прямо, сам подошел к ним и поздравил их с праздником. Люба меня пригласила завтра к ним… О блаженство! Правда, то, что я сам подошел к ним, — это была решимость отчаяния: в противном случае я не увидел бы их до будущего рождества. Но теперь-теперь не думай о будущем, а наслаждайся настоящим:

Greife schnell zum Augenblicke:

Nur die Gegenwart ist dein! [11] Лови мгновение: только настоящее твое! (нем.)

Урра!

8 апреля. Светлое воскресенье, 12 ч. ночи

Только что пришел от Конопацких. Люба и Катя… Обе они мне теперь совершенно одинаково нравятся. Не хочу думать о будущем — о муках тоски, о страданиях долгой разлуки… «Nur die Gegenwart ist dein!» Завтра опять пойду к ним.

Всю пасху я бывал у них каждый день. Теперь мне больше всех стала нравиться Люба. Она в этом году тоже держала выпускные экзамены и тоже, как я, могла рассчитывать на золотую медаль. Мы условились: когда кончу курс, обязательно приду к ним, и мы с Любою должны будем друг другу показать экзаменационные отметки, какие бы они ни оказались. Главная тут радость была в том, что, значит, будет тогда предлог опять прийти к Коиопацким. И еще радость, совсем уже нежданная: Конопацкие летом жили всегда в городе, — на это лето они сняли под Тулою дачу; и Мария Матвеевна мельком сказала мне:

— Может быть, Витя, вы к нам летом приедете на дачу?

Если приду после экзаменов к Любе, если Мария Матвеевна еще раз серьезно пригласит к ним на дачу, тогда… Что будет тогда?!. Дух занимало от блаженства.