Анатолий Левандовский - Кавалер Сен-Жюст

Зимняя кампания была менее успешной. Роялист в душе, Дюмурье уже в то время начал строить свои честолюбивые планы. Поглощенный ими, он переоценил противоречия в Конвенте и не рассчитал свои силы. Уже 1 марта австрийский главнокомандующий герцог Кобургский нанес неожиданное поражение французам в районе Рура. Республиканская армия стала отступать по всему фронту и в короткий срок оказалась вынужденной оставить не только Голландию, но и значительную часть Бельгии.

Неервинден подвел черту. Война стремительно возвратились к рубежам Франции.

Сен-Жюст сразу понял глубину опасности: пограничные крепости, голые и лишенные защитников, не могли препятствовать вторжению. Нужно было срочно бить тревогу там, в Париже, — в Клубе, в Конвенте.

— Нам надо заканчивать, — сказал он Девилю.

— А департамент Эна? — наивно спросил тот.

Сен-Жюст вскипел.

— К черту департамент Эна! К черту тебя вместе с ним! Поспешим в Париж. В Эну же сможешь, коли так желаешь этого, вернуться потом в одиночестве…

В столицу прибыли тридцать первого к вечеру.

Сен-Жюст отправил Девиля с документацией в Комитет обороны, сам же помчался к Якобинцам. По дороге встретил кое-кого из своих. Ему рассказали, что столицу давно лихорадит: Париж догадался о кознях Дюмурье в самом начале. Уже 9 марта здесь стало известно о первых поражениях в Голландии. Патриоты разгромили редакции нескольких жирондистских газет. Неподкупный в Конвенте потребовал немедленного отозвания Дюмурье. Пытаясь сгладить положение, Дантон заявил, что «образумит» генерала. Кого уж тут было образумливать!..

В Клубе его встретили восторженно.

Выступив первым, Сен-Жюст обвинил Бернонвиля в измене. Он рассказал о состоянии крепостей, об отсутствии оружия и снаряжения, о продовольственных трудностях и выразил опасение, что Арденны не смогут сдержать натиск врага.

— Если меня не пожелают услышать в Комитете обороны, — заключил он, — и если Комитет не примет срочных мер к спасению отечества, я снова вернусь в угрожаемые районы и сам проведу эти меры!..

Якобинцы устроили овацию Сен-Жюсту.

Робеспьер, опоздавший к началу заседания, крепко обнял друга.

— Ты герой дня, — сказал он, внимательно разглядывая Антуана. — Ты увидел и почувствовал, как любят тебя якобинцы. Но этого мало. Сегодня ты самый популярный депутат Конвента.

— Не выношу, когда надо мной издеваются, — нахмурился Сен-Жюст.

— Завтра ты сам убедишься в этом.

— Какова же причина подобной популярности?

— Все объясняется просто. Копия вашего постановления и сопровождающее письмо прибыли в Конвент 25 марта, когда обсуждались проблемы, связанные с весенним севом. Твои реляции были прочтены, благожелательно обсуждены, и в тот же день появился декрет о принудительном севе на эмигрантских землях. Итак, ты движешь революцию!..

— Еще раз прошу, не издевайся.

— И не думаю. Однако мне пора. Поговорить успеем завтра.

На следующий день Антуан пришел в Манеж задолго до начала заседания. В кулуарах толпились депутаты. Многие, даже незнакомые, приветствовали его, жали руку, улыбались. Появился Робеспьер. Он глянул по сторонам, схватил Сен-Жюста за локоть и оттащил в сторону.

— Ну что, видел? — спросил он. И тут же, не дожидаясь ответа, задал новый вопрос: — Ты знаешь, что здесь будет сегодня?

— Откуда я могу знать?

— Здесь произойдет коррида. Быками будут Дантон и Марат. Пикадорами и эспада — жирондисты. Исход боя, надо надеяться, станет смертельным не для быков.

Сен-Жюст поморщился.

— Неизящно? — рассмеялся Робеспьер. — Не я тому виной. Если бы ты посмотрел, что здесь делалось! Видишь ли, наш Марий [10] Марием в честь римского полководца Гая Мария (ок. 157 — 80 гг. до н. э.) называли Дантона в кругу друзей. всегда тяготел к этим «государственным людям», как их величает Марат, к господину Бриссо и компании.

— Я тебе первый сказал об этом.

— Ты действительно говорил об этом, но я знаю здесь больше тебя, поскольку столкнулся с сим фактом еще на заре Законодательного собрания. Так вот, недавно Дантон, бессильный справиться со своим темпераментом, все испортил себе: на одном заседании он заявил, что вместе с Роланом заседала его жена…

— Я был при этом заявлении.

— Значит, помнишь и результат: жирондисты взбеленились. Эти рафинированные господа не могли простить мужлану его грубость, которая, в сущности, не была грубостью. С тех пор они цепляются к нему. Тебе известно, что недавно умерла жена Дантона?

— Не имел счастья знать гражданку Дантон.

— А я знал ее. Это была прекрасная женщина, добрая и домовитая.

— То-то он с Демуленом таскался по грязным притонам Пале-Рояля.

— Не говори так. Она действительно была достойной женой и хозяйкой; я тогда часто бывал у них. Она умерла, когда Дантон был в Бельгии, и жирондисты косвенно виноваты в ее смерти.

— Жирондисты? Каким образом?

— Габриэль Дантон была тяжело больна. Она ежедневно, лежа в постели, просматривала газеты. А эти злодеи — ты ведь знаешь их стиль — в своей прессе поносили Дантона и даже угрожали ему смертью. Это потрясло больную: ее сердце не выдержало… Впрочем, это лишь часть дела. Сейчас они пошли на ловкий трюк. Дискредитированные изменой Дюмурье…

— Постой, разве его измена доказана?

— Прослушай первый доклад на утреннем заседании и все поймешь. Как раз в день твоего прибытия Конвент решил потребовать его к ответу. В ставку посланы военный министр и четыре комиссара…

— Ого! Предатель Бернонвиль будет арестовывать предателя Дюмурье!

— Если Бернонвиль предатель, то он заплатит за это сполна; уверен, ему придется несладко… Но ты перебил меня. Я хотел сказать, что, изобличенные изменой Дюмурье, о мифических победах которого они до последнего дня трещали в своих газетах, теперь, перекладывая с больной головы на здоровую, они пытаются во всем винить Дантона.

— Дантон действительно дружил с Дюмурье. Я видел, как он расшаркивался перед генералом. Дважды наблюдал их рядом в ложе театра.

— Не стану спорить. Но они-то повинны в гораздо большей степени, а Дантон осознал свои ошибки. Мало того. Сейчас он снова с Маратом, от которого открещивался несколько месяцев назад. Итак, наш Марий вдруг почувствовал в себе исполинскую силу и стал крушить их. Они обвинили его в подстрекательстве к беспорядкам, и он потребовал, чтобы богачи жертвовали своими богатствами. Кроме того, он потребовал создания Чрезвычайного трибунала, за который секции и Коммуна ратуют с восьмого марта и который санкюлоты уже величают Революционным трибуналом.

— И что же?

— Конвент, несмотря на бешеное сопротивление жирондистов, в тот же день десятого марта декретировал предложение Дантона.