Анатолий Левандовский - Кавалер Сен-Жюст

— Напротив, хвалился, что во всем подражает тебе. Руганью занялись другие, его «верные», выступившие затем. Малларме заявил, что вы порасстреляли преданных республике генералов, а Симон уверял, будто вы стеснили других народных уполномоченных.

— Последнее верно; что же Конвент?

— Конвент отнесся с недоверием ко всему этому, зная о вашей подлинной работе в Эльзасе; отчета Эро Конвент не утвердил.

— Хватило ума. А Комитет?

— Когда Эро попробовал заявиться в Комитет, мы единодушно сказали, что не станем совещаться в его присутствии. Он потребовал отставку, но отставки ему пока не дали.

— Кислое положение. Его следовало бы, конечно, арестовать.

— Пока это тоже невозможно: он ведь член правительства, а правительство сейчас компрометировать нельзя; к тому же нужен предлог, посторонний, но достаточно веский.

— Ну что ж, нам не к спеху, — спокойно сказал Сен-Жюст. — Подождем, и предлог найдется. Эро сам отыщет его. Но мы засиделись в твоем кабинете. Давай-ка спустимся вниз, в зал заседаний, и посмотрим, что там творится.

В зале заседаний правительственных комитетов народу было больше чем обычно. Все децимвиры, за исключением находившихся в миссиях, оказались на месте. Наряду с членами Комитета общественного спасения за разными столами примостились несколько их коллег из Комитета общей безопасности. Все слушали Колло.

Колло д’Эрбуа, человек высокого роста, смуглый, с черными как смоль волосами и пронзительным взглядом, говорил громко и горячо. В прошлом артист, он владел не только речью, но и мимикой. Когда Робеспьер и Сен-Жюст пошли в зал, он на секунду остановился, чуть кивнул им и продолжал в том же повышенном тоне:

— Не узнаю, совсем не узнаю сегодня общественного мнения. Где оно, прежнее единство клубов, народных обществ, Конвента? Верх берут какие-то подозрительные личности, дельцы и спекулянты, какие-то фабры, бурдоны и филиппо; они добиваются общественного кредита, шельмуют порядочных людей, по их наглым требованиям арестовывают признанных и заслуженных патриотов. Что сделали родине кроме добра Ронсен и Венсан? На каком основании комитеты допустили их арест?

— Вся беда в том, — уточнил Робеспьер, — что в данном случае Конвент даже не поставил комитеты в известность.

— Тем хуже, — продолжал Колло. — У меня создалось впечатление, что, явись я в Париж несколькими днями позже, меня бы самого привлекли декретом к суду!

— Может статься, — тихо сказал Робеспьер.

— А это правда, что вы с Фуше расстреливали в Лионе людей картечью? — невинно спросил у Колло Сен-Жюст.

Бывший актер побагровел.

— Мерзавцы уже обвиняют нас… Да, Сен-Жюст, картечью, поскольку гильотина не поспевала… Мы уничтожали контрреволюционеров всеми способами и средствами и будем так делать впредь… Я недаром привез вам голову мученика Шалье — его мертвые губы вопиют о мщении!..

Сен-Жюст сел за свой стол. Робеспьер занял место рядом. К ним подошел член Комитета общей безопасности Амар, которому было поручено следствие по делу финансового мошенничества с Ост-Индской компанией.

— Так вот, дорогой коллега, — сказал Амар, обращаясь к Робеспьеру, — Фабра придется устранить от участия в расследовании.

Сен-Жюст насторожился.

— Черновик декрета о ликвидации компании, конфискованный нами у заключенного Делоне, содержит карандашные исправления. Все эти исправления сделаны в выгодном для мошенников смысле. Мы сравнивали почерк и пришли к убеждению, что карандашные поправки принадлежат Фабру д’Эглантину.

— Интуиция, кажется, и на этот раз меня не подвела? — спросил друга Сен-Жюст, как только Амар отошел.

— Похоже, что не подвела, — ответил Робеспьер.

Первые дни Сен-Жюст исправно посещал Национальный Конвент. 12 нивоза, как и обещал Робеспьер, депутаты вынесли благодарность от имени нации солдатам, офицерам, генералам и народным представителям Рейнской и Мозельской армий. Однако все это было сделано словно бы наспех. А потом началось…

Да, Колло был прав. Давно уже Антуан не видел столь смутного состояния Конвента, этого сердца революции, которое вдруг потеряло свой строгий и четкий ритм. Конвент превратился в поле боя, которым овладели модерантисты. Друзья Дантона дружно атаковали газету Эбера и вновь напали на Комитет общественного спасения. Дантонисты призывали к реорганизации министерств, и их предложение в принципе было принято. Эта же группа вдвое усилила атаку против военного министерства и главного Комитета; Филиппо даже потребовал передачи руководства военными операциями в Вандее в руки Комитета общей безопасности.

Именно туда-то и отправился Сен-Жюст, не дожидаясь дальнейших событий. Некая мысль овладела им.

В Комитете он запросил несколько досье на разных лиц и папку с делом Ост-Индской компании.

Следующие два дня он также проработал в Комитете безопасности. А потом, уставший до изнеможения, вернулся к себе в номер и, свалившись на кушетку, предался размышлениям и просмотру прессы.

Размышления были не из веселых. Он вспоминал недавнее прошлое. Там, на границе, люди жили тяжелой, но полноценной жизнью. Там боролись за целостность республики, за счастье миллионов граждан новой Франции. А здесь… Стыдно сказать, чем занимались здесь. Пустая болтовня с утра до ночи — за это ли солдаты отдают жизнь?..

Просмотр газет не улучшил его настроения.

Газета «Отец Дюшен» Эбера была ему знакома: она широко распространялась в армии и читалась солдатами, тому содействовал как простонародный язык ее, так и содержание статей. Впрочем, Сен-Жюсту были одинаково антипатичны и газета, и ее издатель. Антуан слишком хорошо помнил о тех прыжках, которые совершал Эбер справа налево, о неустойчивости его политических и моральных принципов, о презрении, с которым циник журналист относился к «этим кретинам», как он величал собственных сторонников. Не нравилось Сен-Жюсту и то, что в последнее время Эбер пытался разрешить все экономические и социальные затруднения с помощью одной лишь «национальной бритвы» (она же «святая гильотина»)…

Отбросив номера «Отца Дюшена», Антуан перешел к «Старому кордельеру» Камилла Демулена и погрузился в одиозный третий номер.

Именно в этот момент в дверях появился Неподкупный.

Он пристально взглянул на Сен-Жюста и уселся в кресло.

— Я пришел за тобой, чтобы вытащить тебя к Якобинцам. Сегодняшний вечер обещает много интересного.

— Ты же знаешь, что я не хожу в Клуб.

— Знаю, но сегодня пойдешь. А для затравки прочти вот это.

Робеспьер достал из кармана смятую тетрадку газеты «Старый кордельер».

— Это последний, пятый номер. Он вышел сегодня, 16 нивоза.

Сен-Жюст взял газету.

В этом номере Камилл сосредоточил огонь своей убийственной критики на конкуренте — Эбере. Он обвинял его в примитивном воровстве, взяточничестве и в квалифицированном обкрадывании государства. По его словам выходило, что военный министр Бушотт отпускал Эберу огромные суммы якобы для распространения в армии его газеты. Кроме того, Демулен не преминул упрекнуть «бедняка» Эбера в дружбе с голландским банкиром Коком и в весьма широком образе жизни за счет голодающего народа, интересы которого «Отец Дюшен» должен защищать…