Сергей Есин - Дневник, 2006 год

Днем прочел еще одно «Предисловие» к дипломной работе Елены Георгиевской. Это «Интервью со своим дневником». Лена написала и так: «посвящается С.Н. Есину». Похоже, что мы действительно выпускаем гениальную деваху. Ей остается только пробиться, а это самое трудное и самое унизительное. Интервью буду перечитывать, там много того, что сразу и не ухватишь, пока сделал ксерокопию.

Сегодня же пришло письмо от Нины Ивановны Дикушиной. «Часто вспоминаю наши поездки на Дальний Восток. И всегда помню, какую неоценимую помощь оказали Вы Фадееву и мне, к нему примкнувшей, в издании книги».

Как я устал от этой однотонной деятельности со словником, тем не менее, в голове что-то колышется. На работе почти ни с кем не разговариваю, держу себя сдержанно, это сразу позволяет сэкономить очень много сил.

17 января, вторник. Сегодня день неподписанных или, как говорили в старину, подметных писем. Утром принесли через почтальона, письмо почему-то заказное. Сначала бумага: она какая-то плотная, старая, даже вроде бы с гербом в углу, но заполнена на пишущей машинке. Внизу только инициалы, но письмо оказалось таким занятным, что я решился его перенести в дневник. Есть же такие письма, которые неожиданно отвечают на многие вопросы.

Сергей Николаевич, читаю Ваши дневники от 25 января 2005 года. Творений Ваших я ранее не читал, но однажды просматривал «Смерть титана». Многое Вы там придумали и тяжело изложили. Если бы Вы, уважаемый Сергей Николаевич, прочли секретное письмецо Владимира Ильича от 19.3.1922 года о тотальном изъятии церковных ценностей под предлогом голода, то у Вас отпало бы желание описывать смерть «титана». Привожу цитатку из ленинского послания: «Строго секретно… Именно теперь, и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем /и по-этому должны/ провести изъятие церковных ценностей с самой беспощадной энергией и не останавливаясь /перед/ подавлением какого угодно сопротивления…»

Сергей Николаевич, я не могу лишить Вас Вашего символа, а дневники — дело хорошее… В дневниках просматривается Ваша гражданская позиция, и она в большей степени тяготеет к христианскому человеколюбию.

По дневнику чувствуется, что ожидовлены Вы значительно, потому и не понимаете, что Татьяна Бек просто ненавидела все славянское, христианское. Осип Мандельштам, Булат Окуджава, Иосиф Бродский — вот ее знамена, а Сергей Есин ассоциируется с Сергеем Есениным — одно это вызывало у нее аллергию. Евгения Рейна Т. Бек раскусила и не могла смириться с его, как бы, кровно-национальным предательством. Евгений Рейн поэт не совсем еврейский, хотя в его поэзии перечисление и нытье присутствуют, и все же он давно отошел от всего еврейского, и по образу жизни и в творчестве. А может и не отошел, а всегда таким был.

Сергей Николаевич, наблюдая за Вами, я заметил, что Вы неравнодушны к Борису Пастернаку, и часто восхищаетесь его свечой, которая на столе горела и горела, в пример эту «свечку» молодым поэтам приводите, как нечто необычайно ценное. Я думаю, что и здесь Вы заблуждаетесь. Борис Пастернак всю свою жизнь посвятил поиску поэтической формы. Форму он иногда находил, но заполнить ее соответствующим содержанием не мог. Иногда были и редкие удачи. Поиск форм происходил от того, что рядом жили и творили: Александр Блок, Сергей Есенин, Владимир Маяковский — найти же себя, отличимого по интонации, стилю, несмотря на сокрытый талант и огромную эрудицию, было крайне сложно. Поэтому, свеча, которая горела и горела на столе, ничего, кроме ложно-поэтического состояния, в себе не содержит.

Сергей Николаевич, я буду читать Ваши дневники, и как читатель делиться с Вами своими впечатлениями. Желаю самого главного: здоровья и хорошего аппетита и еще успеха в делах, мирских и разных.

Благодарный читатель Е.Г.

Здесь есть что прокомментировать. Во-первых, я сразу понял, что речь идет о публикации в «Российском колоколе», это наверняка будет приятно Максиму Замшеву. Кстати, коли зашло о нем и о «Колоколе», вот что сам Максим мне недавно рассказал. Он встретился по своим административным делам с легендарной фигурой прошлого — Егором Кузьмичем Лигачевым, и тот сказал, что читает в «Колоколе» стенограммы процессов 1937 года и Дневники Есина. Вот так! Сегодня, кстати, буду продолжать читать новую книгу Харченко. Вчера прочел часть про книгу о Ленине, следующая часть посвящена Дневникам.

А вот что касается личности Ленина и его секретного письма от 19.03. 1922, то — ничего с собою поделать не могу — и я бы поступил так же, если народ голодает, и, думаю, настоящий христианин, подлинный церковный иерарх поступил бы так же. Ведь речь идет о тысячах трупов, которые валяются на дорогах, и о том, что голодающие едят живых людей. Может ли что-то из металла любой стоимости быть дороже человеческой жизни! Ко всему остальному можно прислушаться, тем более, что пишет это, кажется, писатель. Дело в том, что мой старый адрес: дом 4, корпус 6, кв. 11, а не 43 — эти координаты указаны в писательском сборнике 1986 года, но они же и на конверте.

Но было и еще письмо, которое пришло несколько дней назад, а Максим показал мне только сегодня. В этом отношении он молодец, настоящий мужчина, да еще тут же написал ответ, дал отпор. Вот как начиналось это письмо мерзавца. Не отвергаю мысли, что оно еще и коллективное, т. е. письмо обиженных мерзавцев.

Уважаемые коллеги!

Прошу ввиду моего отсутствия в г. Москве зачитать на общем собрании в день выборов ректора Литературного института письмо, переданное одним из выпускников института. Значит москвич, но вот сейчас отсутствует, так сказать, молния бьет издалека, удар тянется из безопасного пространства. Плюем на прохожих с балкона и прячемся за дверь.

Если данная точка зрения не будет принята во внимание на профилактическом уровне — будут приняты все меры для документального развития тезисов и их передачи в соответствующие инстанции, электронные и печатные СМИ. Угроза кому, собранию, мерзавцам, ректору, который ушел? Кажется, это опять почерк Маргариты Крапивиной. Неподписанное анонимное подлое и трусливое письмо, видите ли, должно быть прочитано на общем собрании. Дальше, после этой угрозы, пошло само письмо, вот его начало. Может быть, оно и рассчитано, чтобы быть перепечатанным в моем дневнике.

Уважаемые друзья и коллеги!

Я — бывший выпускник и аспирант Литературного института им. А.М. Горького. Значит, пять лет учился и три года пробыл в аспирантуре. Научился, насмотрелся, наслушался, все узнал, везде заглянул, все вкусил, в том числе и бесплатное институтское, кстати, единственное в Москве питание. Не пишет аноним, правда, закончил ли эту аспирантуру, т. е. защитил ли диссертацию. Скорее всего, — нет, неудачник, завистник. Но почему же тогда так плохо, по-канцелярски — ввиду моего отсутствия — пишет? В этом случае коллега и друг тебе — только тамбовский волк.