Николай Пржевальский - От Кульджи за Тянь-Шань и на Лоб-Нор

(1)Помощник H. M. Пржевальского по его первому центральноазиатскому (монгольскому) путешествию М. А. Пыльцов не смог принять участие во второй и последующих экспедициях Пржевальского в Центральную Азию. Семейные обстоятельства, сложившиеся у Пыльцова, его женитьба на сестре H. M. Пржевальского, заставили Николая Михайловича искать себе других спутников. Дело это было очень трудным. Пржевальский серьёзно и ответственно относился к подбору участников экспедиции, справедливо полагая, что в хорошо подобранном составе экспедиции — залог её успешной работы и счастливого возвращения. В желающих ехать с Пржевальским недостатка не было. H. M. Пржевальский предполагал, что его помощником на этот раз вновь окажется Николай Яковлевич Ягунов, который был уже испытан им в уссурийском путешествии. Однако судьба решила иначе. Ягунов, будучи уже поручиком Кексгольмского гренадерского полка, 8 (20) июня 1875 г., купаясь в реке Висле, утонул. Это было большим горем для нашего путешественника, который очень любил Ягунова.

(2)"Я до сих пор еще не могу свыкнуться с мыслью, что Ягунова уже не существует. Всё кажется, что вот-вот он приедет к нам в деревню, — так недавно еще был среди нас, а теперь превратился в ничто…" (из письма И. Л. Фатееву 14 июля 1875 г.; по Н. Ф. Дубровину, стр. 199). В результате долгих поисков и колебаний H. M. Пржевальский останавливает свой выбор на двух: Е. М. Повало-Швыйковском (в своем отчёте Пржевальский почему-то пишет — Швейковский) и Ф. Л. Эклоне.

Федор Леопольдович Эклон сопровождал Пржевальского во втором и третьем путешествиях в Центральную Азию. Эклон был сыном служащего, молодым человеком 18 лет, когда великий путешественник начал подготавливать его к навыкам экспедиционной жизни и к полевой работе, очень многообразной и в общем трудной. Пржевальский направляет Эклона в Самогитский полк в качестве вольноопределяющегося. Позже Эклон получил чин поручика Ростовского гренадерского полка. Пржевальский очень полюбил Эклона, который оказался хорошим помощником и товарищем.

Евграф Михайлович Повало-Швыйковский — сын соседки Пржевальского по имению в Смоленщине. Повало-Швыйковский был тогда юнкером, но в момент путешествия — прапорщиком Звенигородского полка, а позже поручиком.

Пржевальский знал Евграфа Михайловича с самого детства и потому считал, что может спокойно положиться на него в трудных условиях путешествия в пустынях Лоб-нора или нагорьях Тибета. Как показывает дневник и отчёт Пржевальского, эти его надежды не сбылись. Вот что он пишет в своём дневнике от 20 сентября 1876 г.:

"Тяжёлый день, сегодня я отправил обратно в Кульджу, а оттуда в полк, Швыйковского, оказавшегося совершенно негодным для экспедиции по своей умственной ограниченности и неспособности к какому-либо делу. Ни снимать птиц, ни стрелять, ни делать съёмки — ничего не умел бедный Евграф. Сначала я думал, что он научится всему этому, но вот прошло уже более месяца, а Швыйковский остался тем же, каким был и при начале экспедиции. Я вынужден был его прогнать, как человека совершенно бесполезного. Тяжело мне было решиться на это. Евграф ко мне лично привязан, притом он доброй души. Да, наконец, здесь, где всё чужое и враждебное, преданный товарищ ценится более, чем где-либо. Однако необходимость взяла верх. Я отправил Евграфа, хотя вчера вечером и сегодня утром я плакал несколько раз как ребенок. Возвращение Швыйковского я обставил как можно лучше и в материальном и в нравственном отношениях. Дал ему прогоны и жалованье — всего 800 руб., причиною возврата везде выставил болезнь. Остался я теперь с одним Эклоном; с ним мы и сделаем всю экспедицию".

(2)Смета, поданная Пржевальским на расходы по второй экспедиции, исчислялась в 24 740 руб. из расчёта двух лет работы. Предполагалось, что если экспедиция задержится на третий год работ, что и входило в первоначальные планы путешественника, тогда дополнительно следовало послать ещё 12 тыс. руб. 31 января 1876 г. Совет Русского Географического общества постановил ходатайствовать об отпуске этих средств H. M. Пржевальскому.

(3)Панфил Чебаев и Дондок Иринчинов — два спутника Пржевальского по монгольскому путешествию, к которым хорошо относился великий путешественник. Оба они родом из Забайкалья (Иринчинов — бурят по национальности), были долгими и верными спутниками Николая Михайловича по Центральной Азии. О составе Лобнорской экспедиции пишет автор в полевом дневнике за 1—11 августа 1876 г.: "Всего нас десять человек: я, Эклон, Швыйковский, переводчик киргиз Исаев (крещёный?) и казаки Чебаев, Иринчинов (прежние), Бадмаев, Черепанов и Козлов; эти последние взяты из Семиреченского войска".

Бадмаев был прислан русским консулом в Урге Я. П. Шишмарёвым из Забайкалья в качестве переводчика с монгольских языков. Однако Бадмаев и Черепанов оказались ленивыми и мало способными работниками, и в самом начале экспедиции Пржевальский отправил их обратно в Кульджу. Та же участь постигла и второго переводчика — Николая Исаева, для характеристики которого Пржевальский не скупился на гневные и резкие слова.

(4)Здесь Пржевальский употребляет распространённое тогда название "сартского" языка.

В термин "сарт" в Туркестане в разное время вкладывали и разное содержание. В данном случае Пржевальский понимает под сартским языком — язык местного оседлого населения Средней Азии и Кашгарии. Такое понятие весьма неопределённо, ибо оседлые жители Туркестана говорят на разных языках. Неопределённость этнического термина "сарт" подчёркивалась многими исследователями. Русские переселенцы в начале XX века всех оседло живущих жителей Туркестана называли "сартами". По мнению известного тюрколога акад. В. В. Радлова, слово "сарт" произошло из индийского, где имело значение "купец". У акад. В. В. Бартольда, крупнейшего историка Средней и Передней Азии, находим следующее объяснение эволюции термина "сарт":