Дмитрий Волкогонов - Троцкий. Книга 1

Окулов: "На минуточку прошу вашего внимания. Тут на столе появились офицерские погоны. История их вот какая. Когда товарищ Троцкий был в Царицыне, то по обсуждении, в котором принимали участие многие товарищи, работавшие там… было предложено Совету (10-й армии) выработать какие-нибудь знаки отличия… Знаки эти были выработаны по моему рисунку из красной звезды, обшитой золотом и серебряными нитками… Этот проект, который не получил утверждения, был известен и товарищу Ворошилову. Он был куда-то отправлен и где-то погребен. Когда я уезжал из Царицына, когда враг был в нескольких верстах от города, ближайший сотрудник товарища Щаденко вытаскивает вот эти погоны и начинает агитацию, что генштабист Егоров везет с собой 70 предателей, и уже приготовлены на основании инструкции Троцкого погоны для того, чтобы сдать 10-ю армию белогвардейцам. И эту грязную провокацию вытащили сюда на съезд…" [206] 206. ЦПА ИМЛ, ф. 41, оп. 2, д. 3, л. 29.

В отсутствие Троцкого, не встречая должного противодействия, сторонники "военной оппозиции" на заседаниях секции в конечном счете взяли верх. При поименном голосовании за тезисы Смирнова было подано 37 голосов, за тезисы Троцкого — 20. По сути, в этом факте отразилось влияние "левых коммунистов", особенно заметно заявивших о себе в первой половине 1918 года. Таким образом, на съезде вновь была сделана ставка на левацкие революционные принципы формирования армии и ее функционирования. Троцкий еще до съезда боялся такого исхода дела. Ежедневно получая лаконичные, отрывочные, но тревожные сообщения Склянского о ходе съезда и заседаний военной секции, Троцкий в душе надеялся и, может быть, даже был уверен, что Ленин защитит его тезисы, ибо в противном случае осложнений пришлось бы ждать не только от внешнего врага, но и от близорукости и внутренней псевдореволюционности. И Троцкий не ошибся. То, что не удалось отстоять Сокольникову, защитил Ленин.

На вечернем пленарном заседании съезда 21 марта после речей Аралова, Ярославского, Сафарова, Окулова, Ворошилова, Сталина, Голощекина собирался выступать Владимир Ильич Ленин. Готовясь к выступлению, он одновременно не менее внимательно слушал ораторов. Аралов сделал неплохой обзор положения на фронтах. Ярославский обрисовал ход обсуждения и отметил наличие разногласий в военной секции. Сафаров, подвергнув критике тезисы Троцкого, призвал к проведению "партийной гегемонии в армии". Затем выступил Окулов, который, защищая тезисы Троцкого, сказал, что не оперативное, а "коммунистическое командование" (т. е. состоящее не из специалистов) делает огромные ошибки не только в военной области, но и в сфере политической. И далее оратор привел факты: политический комиссар 1-й Стальной дивизии доносит, что в соединении применяются телесные наказания — нагайки, в 1-й Камышинской дивизии — порка, политкомиссар полка имени Троцкого "бьет красноармейцев", создаются временные полевые суды, которые приговаривают красноармейцев к телесным наказаниям… Окулов подводил слушателей к выводу, что некомпетентное руководство в военной области оказалось беспомощным и в области политической.

Ворошилов заявил, что в речи Окулова "было очень мало правды". Весь пафос выступления командующего 10-й армией был направлен на то, чтобы доказать: "большие надежды возлагать на наших специалистов нельзя, хоть бы уже потому, что эти специалисты — другие люди". В своем выступлении Ворошилов несколько раз высоко отозвался о "товарище Сталине", который, выступая следующим, бесцветным и негромким голосом тоже подверг резкой критике речь Окулова, а косвенно и позицию Троцкого и Центра. "Я это говорю для того, — монотонно читал бумажку нарком по делам национальностей и член Реввоенсовета Республики Сталин, — чтобы снять тот позор, который набрасывает товарищ Окулов на армию". Как всегда Сталин ведет себя центристски: критикуя линию Троцкого (а следовательно, в данном случае и ЦК), он в чем-то с ней соглашается, что-то берет от Смирнова, что-то отвергает. Но в одном Сталин неизменен — как в 20-е годы, так и позже он верит в панацею насилия.

"Я должен сказать, что те элементы нерабочие, которые составляют большинство нашей армии, — крестьяне, они не будут драться за социализм, не будут! Добровольно они не хотят драться… Отсюда наша задача — эти элементы заставить (курсив мой. — Д.В.) воевать, идти за пролетариатом не только в тылу, но и на фронтах, заставить воевать с империализмом…" [207] 207. Известия ЦК КПСС. 1989. № 11. С. 163. Здесь Сталину никто не возражал: все были согласны, что диктатура пролетариата должна заставить крестьян давать хлеб, платить налоги, сражаться за новую власть…

…Отвлечемся на минуту от жарких дебатов VIII съезда. Пролетарская Советская Республика и ее армия рождались в кровавых муках. Троцкий, при всем его левачестве, раньше других понял, что для того, чтобы устоять, выжить, создать щит для защиты социализма, нужно опереться на опыт "презренных империалистов", опыт старой армии, опыт военной истории. Он показал, что и левакам, при наличии у них сильного интеллекта, не чужд прагматизм, трезвый учет складывающихся реальностей. При этом для Троцкого характерно было не только последовательное отстаивание своей позиции, но и творческое отношение к предложениям своих оппонентов. Например, когда съезд еще не закончился, Председатель Реввоенсовета подписал телеграмму:

"В Оргбюро ЦК, копия ПУР т. Соловьеву, копия т. Склянскому.

Препровождаю при сем протокол совещания военных делегатов съезда РКП. Согласно решению съезда, ЦК должен в кратчайший срок разработать вопрос о парткомиссиях в армии. Протокол предлагает по этому вопросу ценный материал, т. к. вопрос о парткомиссиях подвергался на означенном заседании подробному обсуждению и голосованию…" [208] 208. ЦГАСА, ф. 33 987, оп. 1, д. 448, л. 27.

У Троцкого не могло не быть множества недоброжелателей. Не только потому, что у него было совсем не безупречное небольшевистское прошлое, не только потому, что он, как и все, допускал крупные ошибки и просчеты, и не только потому, что он неожиданно проявил твердость, оказывая поддержку военным специалистам и отстаивая разумный опыт, взятый у старой армии. Многие не могли принять, согласиться, одобрить его революционную манеру работать, твердость и непреклонность, а главное — независимость суждений и высокий интеллект.

Троцкий всегда чувствовал, что его остротой речи, неординарностью мышления не только восхищаются; у многих где-то в глубине сознания рождаются устойчивое неприятие, зависть, осуждение. Ленин все это понимал и видел: присутствуй Троцкий на съезде, обсуждение военного вопроса прошло бы более гладко. Председатель Реввоенсовета Республики смог бы не только своим красноречием, но и системой аргументов, которую он всегда умело выстраивал, убедить многих сомневающихся в верности избранной ЦК военной политики. Но дело шло к тому, что съезд мог принять сомнительные, а во многом и ошибочные, консервативные тезисы Смирнова и его сторонников. Хотя они и прикрывались "левыми одеждами". Для защиты курса ЦК партии в военном строительстве, а следовательно, и Троцкого взял слово Ленин.