Георгий Миронов - Планета Дато

Как годы, в Арагви уносятся воды…
Часы пробивают часы, а не годы.
И детские годы, и юность – не вечны.
Осенним дождём умывается вечер…
В ту осень далёкую, что впереди,
Такие же серые будут дожди…
Мелодию красок я за пианино
Сумею найти и – озвучить картину!

И красок на холст разноликую лаву
Я бросил. И холст обречён был на славу!
Картина теперь поживёт пусть сама
В музее, на выставке и в магазине.
Я осень писал. Но наступит зима.
И значит – забота о новой картине.
Зима в седине улыбнётся счастливо.
Снежинки чинару не гнут, – лёгок груз…

Вновь осень притащится. Утром дождливым
С палитрой и кистью в руке я умру…
И знаю: дождю быть и в день похорон,
Ведь осенью любит поплакаться он…
Родные, друзья и толпа посторонних
В дождливое утро меня похоронят…
Дождь слёзы прольёт на цветочную груду.
А капли дождя обо мне позабудут…

Уходит детство, юность пролетает…
Воспоминаний сон приятно розов.
Но взрослость – ураган. И грёзы тают.
Развеивает взрослость мои грёзы.

Всё оказалось проще и сложней.
Не нравится? Но нет пути назад.
Рывок вперёд не удаётся мне.
Рывку назад и сам бы был не рад.

Я в дождь бреду куда-то в никуда,
Туда б пойти… Но я туда “не вхож”.
Приходят и уходят поезда.
Я сам со стороны на дождь похож.

Бессонница замучила вконец,
И жизнь моя бессмысленно пуста.
И тут я вижу: предо мной – дворец!
Огромные тяжёлые врата!

А там, за ними – ни добра, ни зла…
Не давит грудь сомнений тяжкий груз,
Торжественно гудят колокола.
Врата открыты в Храм Прекрасных Муз!

Вход старикам и юношам открыт,
Но не войдут подлец, глупец и хам.
Огонь искусства в алтаре горит.
Здесь божеству искусств воздвигнут Храм!

И нужно ль говорить, какие чувства
Я испытал, входя. Одна строка
На тех вратах во храм – слово
“ИСКУССТВО” —
Написано на разных языках.

Забываются кипарисы,
Те, что видел уже не раз…
Дням прошедшим бросаю вызов:
Никогда не забуду вас! —
Море, дождь посредине дня…
Но и вы – не забудьте меня.

То говоришь, что я ещё дитя,
То удивишься: как успел так много!?
Тост за тебя! Тост за тебя! Хотя
Мы у начала. И длинна дарога…
А эти выпали из гнезда

Вновь мчится поезд. Остановок нет.
Мы снова тянем дым из сигарет.
А что за нами? Незаметен след
Промчавшихся, но не забытых лет.

В Тбилиси – мать. Но провожатых нет.
Любимая! Но не пришёл ответ…
Лишь пишет дождь слезливый свой сонет
Строками брызг…Мотив уже напет…

И тот, кто юн, и кто давно уж сед,
На этот поезд получив билет,
Несутся в нём вперёд на лунный свет…
Покинувшим гнездо дороги нет…

Почему почему почему? —
Повторяю я снова и снова, —
Должен друга искать другого?
Старших я никак не пойму…

Почему со своими друзьями
Вы всегда разбирались сами?

Вам всё кажется, что вокруг
Лучше вашего сына нет:
Тот не ровня, и тот – не друг…
Но ведь важно – кто они мне!

Все хотят мне добра. Говорят: “Будь таким,
Как такой-то, ведь всё хорошо, что – такое!”
Но поймите: Я – есть! Не хочу быть другим.
Ради Господа Бога, оставьте в покое!

Много вас, ибо имя у вас – легион.
“Посмотри нам в глаза!” – Говорите вы строго.
“Будь, как я!”, “Будь, как мы!”, “Как она!”,
“Будь, как он!”
Ах, оставьте ж меня, если верите в Бога!

Нам надоела суета сует.
Бессмысленность пути и остановок.
Находим что-то, и теряем снова.
А радости находки всё же нет…

Нашёл мечту, – она уже стара.
Нашёл себя, – а жизнь уже иная.
Бежим вдоль рельс, в пути не уставая.
Бессмысленная, жёсткая игра.

И всё-таки бежим, отлично зная,
Что не заменит в беге нас никто.
Что можно жить, лишь вечно познавая,
Кто ты такой, бегущий вдаль Дато?

Мы встретились с тобой в последний раз,
В последний раз. Но я не знал об этом.
Могу ль быть живописцем и поэтом,
Не чувствуя, когда пробьёт мой час?

А день был тихий. Неба синева
Чуть закрывала сизой дымкой горы.
Мучительно искала ты слова.
А я играл “Аве, Мария” гордо…

Но то – до встречи. В поцелуе замер
Весь мир. Его с тобою обнимая,
Я целовал залитые слезами
Глаза любимой, слёз не ощущая!

В тот миг, надев тебе свой амулет,
Не знал, что не увижу много лет…

Я просил: “Спой мне песню,
порхающий лист!
Очень грустной была для меня та
апрельская ночь.
Даже вечер уже был обманчив,
тревожен и мглист,
Только лист улетел. И любовь
улетела прочь…
Ветерок напевал колыбельную
для чинар.
Я же мысленно видел глаза твои,
полные слёз…
Как суметь пережить мне разлуки
этой удар?
А мелодию ветра порхающий лист
унёс…