Анатолий Наумов - Посмертно подсудимый

Следующим документом ревизионной инстанции явилась выписка из дела, формально аналогичная той, которая была сделана в военно-судной комиссии перед вынесением приговора по делу. Однако составление этого документа в аудиториатском департаменте регламентируется более тщательно. В соответствии с указанным уже Положением о порядке производства дел в Военном министерстве «выписка из дела должна быть составлена так, чтобы в ней не было выпущено никакого важного обстоятельства; чтобы с краткостью соединялась надлежащая ясность и правильность и чтобы сохранено было прямое существо всех обстоятельств дела, которые в развязке его нужны, как-то: случай, по коему дело началось, ответы подсудимого, доказательства, обвиняющие его или оправдывающие, происхождение, лета, служба и отличные заслуги подсудимого, сентенция Военного суда, мнения начальников войск, дело расследовавших, и приличные обстоятельствам законы».

В качестве юридической основы для рассмотрения дела к «приличным» законам были отнесены артикулы 139 и 140 Артикула Воинского Петра I. Артикул 142 по справедливости был исключен из «приличных» как не относящийся к делу, о чем мы уже говорили, так же как и Указ 1702 года о запрещении поединков и Манифест о поединках 1787 года как устаревшие законы в связи с вступлением в силу Свода законов Российской империи 1832 года. Кроме того, к «приличным» законам были отнесены соответствующие статьи Свода законов уголовных (рассмотренных нами ранее), мимо которых прошел полковой аудитор, а вместе с ним и военно-судная комиссия в целом. Выписка, подготовленная в аудиториатском департаменте, была составлена и подписана начальником отделения департамента и помощником столоначальника. Разумеется, что их юридические знания были выше, чем те, которыми обладал полковой аудитор.

17 марта генерал-аудиториат вынес по делу следующее определение (приводятся наиболее важные его фрагменты):

«Генерал-аудиториат по рассмотрении военно-судного дела… находит следующее: „Поводом к сему, как дело показывает, было легкомысленное поведение Барона Егора Геккерена, который оскорблял жену Пушкина своими преследованиями, клонившимися к нарушению семейного спокойствия и святости прав супружеских… Егор Геккерен и после свадьбы не переставал при всяком случае проявлять жене Пушкина свою страсть и дерзким обращением с нею в обществе давать повод к усилению мнения, оскорбившего честь, как Пушкина и жены его; кроме того, присылаемы были к Пушкину безымянные равно оскорбительные для чести их письма, в присылке коих Пушкин тоже подозревал Геккерена, что, впрочем, по следствию и суду не открыто… Генерал-аудиториат полагает, его Геккерена за вызов на дуэль и убийство на оной Камер-юнкера Пушкина, лишив чинов и приобретенного им Российского дворянского достоинства написать в рядовые, с определением на службу по назначению Инспекторского Департамента… Хотя Данзас… подлежал бы лишению чинов, генерал-аудиториат (принимая во внимание дружеские отношения [253]и боевые заслуги), вменяя ему в наказание бытность под судом и арестом, выдержать сверх того под арестом в крепости на гауптвахте два месяца и после того обратить по прежнему на службу. Преступный же поступок самого Камер-юнкера Пушкина, подлежавшего равному с подсудимым Геккереном наказанию за написание дерзкого письма к Министру Нидерландского двора и за согласие принять предложенный ему противозаконный вызов на дуэль, по случаю его смерти предать забвению. С сим заключением представить Государю Императору от Генерал-аудиториата всеподданнейший доклад“».

После этого определения в деле помещена записка о мере прикосновенности к случившемуся (дуэли и ее трагическому исходу) иностранных лиц, по сути дела повторяющая аналогичную, вышедшую из-под пера полкового аудитора военно-судной комиссии.

Таким образом, выводы военно-судной комиссии и генерал-аудиториата совпадают: Дантес приговаривался и там (к смерти) и здесь (к лишению российского дворянского звания и разжалованию в солдаты) к строгому наказанию. В основе обвинения в обоих случаях лежит трактовка преддуэльных событий, изложенная поэтом в его письме к нидерландскому посланнику. Вместе с тем в определении генерал-аудиториата есть, на наш взгляд, две заслуживающие внимания особенности. Во-первых, если сентенция военно-судной комиссии о равном наказании обоих дуэлянтов вытекала из требований тех уголовно-правовых актов, которыми руководствовались судьи и которые были подобраны полковым аудитором, то вывод генерал-аудиториата о равенстве наказания Дантесу и Пушкину уже формально противоречил тем законам, которыми руководствовались ревизионная инстанция. В соответствии со ст. 352 Свода законов уголовных (а определение генерал-аудиториата было вынесено с учетом содержащейся в этой статье уголовно-правовой нормы), Пушкин должен был отвечать за нанесение Дантесу легкого ранения. Согласно же ст. 361 этого Свода за причинение легких ран «смотря по степени вреда» полагалось применение наказания в виде кратковременного заключения в тюрьме или денежного штрафа (т. е. совсем иного по строгости наказания). Таким образом, вынесенная посмертно поэту мера наказания даже формально-юридически была незаконной и явно завышенной.

Вторая особенность вытекает из первой. В определении генерал-аудиториата в вину поэту, кроме принятия им вызова на дуэль и участия в ней, поставлено новое обстоятельство: «написание дерзкого письма к Министру Нидерландского двора». Здесь уже, по нашему мнению, чувствуется несомненное влияние близости военного министерства (Чернышевых, Клейнмихелей) к царю и формулирование обвинения, не основанного на материальных уголовных законах. Вина, по их логике, видимо, заключалась в том, что «как смел всего лишь камер-юнкер и титулярный советник беспокоить столь высокопоставленную особу». Это тем более странно, что на всех уровнях (военно-судная комиссия, мнения войсковых начальников по делу, анализ доказательств в выписке для генерал-аудиториата, обе записки о мере прикосновенности иностранных лиц) сводническая роль нидерландского посланника в отношении сближения своего сына с женой Пушкина была вполне установлена и зафиксирована. Налицо тот случай, когда юридические выводы по делу не соответствуют установленным фактическим данным.

На следующий день, т. е. 18 марта 1837 г., на определении генерал-аудиториата по делу о дуэли Николай I «начертал» следующую резолюцию:

«Быть по сему, но рядового Геккерена, как не русского подданного, выслать с жандармом за границу, отобрав офицерские патенты».

Царь все-таки спас своего бывшего любимца, сведя его наказание чуть ли не к символическому по сравнению с тем, что было определено полковым или ревизионными судами. Не мог он его не спасти. Уж очень хорош был подсудимый на царский взгляд. Это не проливающие на Кавказе кровь декабристы, тщетно пытавшиеся такой ценой получить свободу. Это – совсем другое дело. И крови не проливал («в боях не участвовал»), и службу нес неважно, зато легитимист, сторонник свергнутого монарха, а это многое значит.